Шкет на него посмотрел:

– А НУ, БЛЯДЬ, ВСТАЛ! – И опустил орхидею.

Доллар пригнул голову.

– Встал, ну? – Шкет снова дернул его за жилет.

Флинт подхватил Доллара под мышку и помог воздвигнуть его на ноги. Шкет и Флинт досадливо переглянулись.

– Цел? – спросил Флинт. – На ногах стоишь?

– Теперь… все хорошо? – спросила Эрнестина Трокмортон.

Шкет обернулся, хотел было сказать: идите отсюда уже…

Но до нее было десять футов, и обращалась она к Кошмару, а тот отвечал:

– Да, все в порядке. Выбросьте из головы, а? Да, все хорошо.

И другие люди уходили прочь.

Чувства у Шкета амфетаминово раскалились. Но слова, если вслушиваться, опять расплывались до своей нормальной неразборчивости.

– Я ничего не!.. – снова завизжали ему в ухо; Доллар пытался спрятаться между Шкетом и Флинтом.

Тарзан сказал:

– Да не трону я тебя! – И глянул на Шкета: – Но если он еще кого обзовет ниггером, ему проломят башку.

– Вот-вот! – Это косматый Ворон у Тарзана из-за левого плеча.

– Чего? – спросил Шкет.

И:

– Вот лично я ему башку нахуй и проломлю, – это Потрошитель из-за правого.

– Я ничего не сделал! – Доллар повис у Шкета на локте, опрокинулся на Флинта, а тот его поймал. – Вы сами всегда так говорите! Вы все так говорите, а мне почему нельзя?

– Слушайте, ну харэ уже! – сказал Шкет. – Да вы надо мной издеваетесь все!

– Если он не того ниггера обзовет ниггером, будет башку с земли подбирать и к шее обратно прикручивать, – сказал Б-г.

– Так, ладно, – сказал Шкет Доллару. – Кого ты обозвал?

– Меня! – ответил Тарзан. – И если этот уебок будет…

– Да ёпта! – сказал Б-г. – Тебя-то с какого ниггером обзывать? Он обругал Потрошителя, а Потрошитель такие фокусы не любит. И я тоже.

– Ой, – сказал Тарзан. – А я думал, это он мне… Смотрел же он на меня.

Б-г крякнул.

– Блин, ниггер, Потрошитель у тебя за плечом стоял! – И ткнул пальцем куда-то в сад.

Кое-кто отступил с линии прицела, которую палец обозначил в воздухе над газоном.

Тарзан промолвил:

– А.

– Я ему сказал извиниться, – вмешался Потрошитель. – Я свары не хотел, тем более, сука, на празднике. Если б он сказал «извини», я б ничё не сделал.

– Так, – сказал Шкет Доллару. – Извиняйся.

– Не буду! – Доллар рванулся в руках Флинта. Виниловый жилет распахнулся на перечеркнутом шраме, выглянувшем из-под ремня, и запахнулся снова.

– Ну-ка извиняйся. – Шкет одной рукой взял Доллара за загривок, а другую остриями орхидей приставил к нижнему правому квадранту живота; грязная плоть вздрогнула. Долларовы цепи зазвенели. – Извиняйся, или я вырежу тебе аппендикс прямо здесь, и все, что у тебя там найдется, мы, сука, по земле размажем…

– Не нааааадо! – взвыл Доллар, корчась. – Пожалуйста, не убивай!

Болтовня снова стихла.

– Извиняйся.

– Я извиняюсь.

– Ладно. – Шкет опустил руку с ножами и оглянулся на Потрошителя: – Он извиняется. Порядок?

– Мог бы и промолчать. – Потрошитель кисло оглядел собрание. – Я свое уже получил.

Но другие гости опять загомонили.

– Всё, – сказал Шкет. – Расходимся. А НУ БУДЬТЕ ЛЮБЕЗНЫ ВСЕ, СУКА, РАЗОЙТИСЬ! – И пихнул Доллара в затылок.

С ними пошел Флинт.

Кошмар сказал:

– Все, люди, ну хватит. Вы слышали Шкета. Расходимся! Идите отсюда! Вперед!

Кто-то спросил:

– А что было-то?

Кто-то еще:

– А что он сделал?

– Я не видел. Ты видел, что было? Все нормально уже?

– Не, я только пришел. По-моему, все нормально?..

– Эй, Шкет?

Билл.

– Когда выдастся минутка, я бы… – но кто-то заступил ему дорогу.

Вот и славно.

Шкет держал Доллара за одно плечо. Флинт за другое. Шкет пальцем буравил Доллару подмышку.

– Я же сказал: если что не так, приходи ко мне.

– Так я ж не успел, – ответил Доллар. – Я им так и говорил, я им говорил: тронете меня – я к Шкету пойду. Как ты велел. – Он через грязное плечо оглянулся на Флинта: – Ты был? Слышал, как я им сказал?

Флинт потряс головой – в основном от досады.

– Но я не успел, да? Эти цветные на меня как навалились.

Перегнувшись через перила, Фрэнк сверху окликнул:

– Эй, Шкет, все хоро?..

Флинт задрал голову. Шкет не стал.

– Чё-то вот я думаю, – под мостом голос Доллара оброс эхом, – ну, знаешь? – что я им особо не нравлюсь. Бывает, наверно, что кому-то кто-то не нравится.

– Я вот к тебе особой любви не питаю, – заметил Шкет.

– Жалко просто, – Доллар повесил голову и заговорил себе в грудь, – что мне никто не скажет, чё делать-то.

– Трудно тебе, а? – сказал Флинт, даже не глянув на Шкета.

– Ой, братуха! – сказал Доллар. – Ой, братуха, я прям иногда не знаю даже. Я вечно, сука, полубольной какой-то. Жрать толком не могу. Живот болит. Пить ничего не могу, одно вино, а то блюю. Не напиваюсь, а блюю только. Одно вино могу. Половина этих, сука, ниггеров, – он покосился на Флинта, – то есть цветных, – затем на Шкета. – Ну, это они так выражаются, то есть…

– Договори уже, – сказал Флинт.

– …половина этих, сука, цветных – они ж пьяные. Небось, потому на меня и навалились. Они б не стали по трезвянке-то. Они славные ребята, и девки даже тоже. Я ж пошутил… я не пьяный был. Ничего не пил, вино только, я ж не хотел у тебя на празднике блевануть. Хоть бы мне кто сказал, чё делать-то.

Они выступили из-под моста.

Тропа изгибалась в скалах бумерангом.

– Понимаете, да? Если б мне кто сказал…

– Может, не трогать людей, раз они могут тебя отмудохать? – предложил Флинт.

– Так а я о чем? – ответил Доллар. – Все говорят, чего не делать. Не лезь сюда. Уйди оттуда. Этого не тронь. Вот если б кто сказал, что делать, я б из кожи нахуй лез.

– Сейчас-то конечно, – ответил Флинт. – Когда тебя напугали до усрачки.

– Не, правда, – сказал Доллар. – Честно.

– Пойдем-ка со мной, – сказал Флинт. – Хорошо?

Наверху, у края черных перил, под деревцами поджидали Саламандр, Харкотт и девушка в бордовых «ливайсах».