Дмитрий встал.

– Слушай, да ведь это потрясающе! Я просто хотел тебя поздравить. Сейчас найду Татьяну и тоже поздравлю.

Татьяна пришла к концу дня, умыла Александра, побрила и вытерла лицо. Он старался не открывать глаз. Лучше ей не видеть того, что в них светится. Но все время ощущал ее теплое дыхание. Несколько раз ее губы коснулись его лба и пальцев. Наконец она погладила его лицо и вздохнула.

– Шура, – выдавила она, – я сегодня видела Дмитрия.

– Да… – обронил он. И это не было вопросом.

– Да, – согласилась она. – Он чуть ли не с порога заявил, будто ты сказал ему, что мы женаты. И что он счастлив за нас. Наверное, раньше или позже это все равно должно было случиться.

– Ты права. Мы делали все, что могли, лишь бы Дмитрий ничего не узнал.

– Слушай, может, я и ошибаюсь, но он не так напряжен, как обычно. Словно его отпустило. И он больше не ревнует. Ему вправду наплевать на то, что мы женаты. А ты как считаешь? – с надеждой спросила она.

Воображаешь, будто война могла превратить его в человека? Думаешь, война – это школа человечности, которую Дмитрий теперь готов окончить с отличием? – едва не спросил Александр. Но тут он открыл глаза и увидел испуганное лицо Татьяны.

– Может, ты и права, – тихо сказал он. – Скорее всего, мы ему просто безразличны.

Татьяна закашлялась, погладила чисто выбритую щеку Александра и, наклонившись, прошептала:

– Ты скоро сможешь встать? Нет, не думай, я тебя не тороплю. Просто видела, как вчера ты пытался подняться. Стоять больно? Спина ноет? Значит, заживает. Ты у меня молодец. Как только немного оправишься, мы уходим. И нам больше никогда не придется с ним встречаться.

Александр бесконечно долго смотрел на нее. Но прежде чем открыл рот, Татьяна поспешно заверила:

– Шура, не волнуйся. Я все понимаю. И вижу Дмитрия насквозь.

– Неужели?

– Правда. Потому что он, как и все мы, сумма составляющих его частей.

– Его не исправить, Таня. Ничем. Даже ты тут бессильна.

– Ты так считаешь?

Она попыталась улыбнуться. Александр сжал ее руку.

– Он точно такой, каким хочет быть. Какое там исправление, когда он построил собственную жизнь на тех принципах, в которые верит и считает единственно возможными? Не твоих и не моих, а своих, пусть и уродливых. На лжи и обмане, на злобе и интригах, на презрении ко мне и неуважении к тебе.

– И это я знаю.

– Он нашел себе темный угол Вселенной и хочет утащить нас за собой.

– Знаю.

– Будь очень осторожна с ним, хорошо? Ничего ему не говори.

– Разумеется.

– Как сделать, Таня, чтобы ты нашла в себе силы отвергнуть его, повернуться к нему спиной? Сказать себе: я не возьму его руку, потому что он не желает спасения? Что?

Ее глаза блеснули поистине неземным светом. Светом мысли.

– О, он захочет спасения, Шура. Другое дело, что у него нет на это ни малейшей надежды.

Тяжело опираясь на палку, Дмитрий вошел в палату.

«Это становится моей жизнью, – подумал Александр. – Битвы на том берегу реки, выздоравливающие в соседней палате, генералы, составляющие планы, поезда, привозящие еду в Ленинград, немцы, расстреливающие нас с Синявинских высот, доктор Сайерз, готовый покинуть Советский Союз, Татьяна, склоняющаяся над умирающими и лелеющая новую жизнь в своем чреве, а я лежу целыми днями, жду, пока сменят бинты и простыни, и смотрю, как вертится Земля. Как проносятся мимо события и минуты».

Александр был сыт этим по горло и поэтому откинул одеяло и встал. Инна заметила это, подбежала и снова его уложила, что-то укоризненно бормоча и обещая обо всем рассказать Татьяне. Правда, потом все же ушла, оставив его с Дмитрием. Тот как ни в чем не бывало уселся рядом.

– Саша, мне нужно поговорить с тобой. У тебя хватит сил выслушать?

– Да, Дмитрий. У меня на все хватит сил, – сухо бросил Александр, сверхчеловеческим усилием поворачивая голову к Дмитрию. Но посмотреть ему в глаза не смог.

– Ну так вот, я искренне счастлив за тебя и Таню. Честное слово. Но, Саша, ты ведь помнишь о нашем маленьком дельце, не так ли?

Александр кивнул.

– Татьяна молодец. Держится замечательно. Кажется, я недооценил ее. Она не настолько слабовольна и бесхарактерна, как я предполагал.

О, Дмитрий и понятия не имеет, какая стальная воля у его Татьяны!

– Уверен, вы что-то задумали. Я нюхом чую. Пытался заставить ее разговориться, но она твердит, что не понимает, о чем я толкую. Но я знаю!

Дмитрий возбужденно подался вперед.

– Я знаю тебя, Александр Баррингтон. И спрашиваю, нет ли в твоих планах крошечного местечка для старого друга?

– Не пойму, о чем ты толкуешь, – бесстрастно повторил Александр, с ужасом думая, что было время, когда пришлось довериться этому человеку. Отдать жизнь в его руки. – Дмитрий, нет у меня никаких планов.

– Да? Но теперь я стал куда сообразительнее, – с елейной улыбкой прошипел Дмитрий. – Татьяна и стала той причиной, по которой ты собираешься навострить лыжи. Думал найти способ смыться вместе с ней? Или не хотел дезертировать и оставлять ее здесь? Так или иначе, я тебя не осуждаю. Но мы в этом деле завязаны, так что должны бежать вместе.

– У нас нет никаких планов. Но если что-то изменится, я дам тебе знать.

Час спустя Дмитрий прихромал снова, на этот раз с Татьяной. Усадил ее на стул, а сам присел на корточки.

– Таня, ты нужна мне, чтобы втемяшить в башку твоего мужа хоть немного здравого смысла. Объясни ему, что мне от вас нужно одно – вытащить меня отсюда. Больше ничего. Вытащить меня из Советского Союза. Видишь ли, я постоянно дергаюсь, нервничаю, так как не могу рисковать, что вы двое исчезнете и бросите меня здесь, на фронте, посреди войны. Понимаешь?

Александр и Татьяна молчали. Александр смотрел на свое одеяло. Татьяна – на Дмитрия. И, заметив этот немигающий взгляд, Александр вдруг почувствовал себя сильным и тоже уставился на Дмитрия.

– Таня, я на твоей стороне, – продолжал тот, – и не желаю неприятностей ни тебе, ни Саше. Совсем напротив. Дай вам Бог удачи. Двоим людям так сложно найти счастье. Уж кому-кому, а мне-то известно. То, что вам удалось… непонятно как, правда, – это настоящее чудо. Я тоже хочу получить свой шанс. И прошу только помочь мне.

– Самосохранение, – изрек Александр, – есть неотъемлемое право…

– Что? – удивился Дмитрий.

– Ничего.

– Дмитрий, клянусь, я не знаю, какое отношение имеет все это ко мне, – удивленно произнесла Татьяна.

– То есть как какое? Самое прямое, дражайшая Татьяна, самое прямое. Если, разумеется, ты решила сбежать с этим гладеньким здоровячком американцем, а не со своим раненым мужем. Ты собиралась уехать с Сайерзом, когда тот вернется в Хельсинки. Верно?