– Словно это было вчера, – отозвался Александр. – В ту ночь ты в меня влюбилась.

Татьяна покраснела и откашлялась.

– А ты… не будь я такой глупой, застенчивой трусихой… ты мог бы…

Она прикусила губу и отвела взгляд.

– Что я? Что? Поцеловал бы я тебя? – допытывался Александр, все крепче сжимая ее руки.

– Угу…

– Таня, ты была насмерть перепугана. – Александр покачал головой. Тело ныло от неутоленного желания. – Я с ума по тебе сходил. Целовать? Да я взял бы тебя прямо там, на скамье, у статуи Сатурна, подай ты мне хоть какой-то знак.

7

Александр с каждым днем набирался сил. Он уже мог вставать и стоять у постели, хотя и с большим трудом. Зато морфий ему колоть перестали, и спина ужасно болела, напоминая о том, что и он смертен. На тумбочке громоздилась груда деревянных поделок. Он только что вырезал крошечную колыбельку и задумчиво вертел ее в руках… «Скоро, скоро», – повторял он себе. Он хотел попроситься в палату для выздоравливающих, но Татьяна отсоветовала. Сказала, что здесь уход куда лучше, да и место очень укромное.

– Помни, – объяснила она ему, когда они оба стояли у его койки и он обнимал ее за плечи, – никто не должен заподозрить, что ты поправляешься, иначе тебя немедленно отошлют на фронт.

Заметив вошедшего Дмитрия, Александр немедленно отнял руку.

– Держись, Тата, – прошептал он.

– Татьяна! Александр! – воскликнул Дмитрий, – Вот это да! Неужели мы трое снова вместе? Не хватает только Даши.

Александр и Татьяна ничего не ответили. И старались не смотреть друг на друга.

– Таня, ну как твои умирающие? Я как раз привез тебе новые простыни для саванов.

– Спасибо, Дмитрий.

– Не за что. Александр, вот тебе папиросы. Можешь не платить. У тебя скорее всего денег нет. Могу получить твои деньги по аттестату и привезти тебе.

– Не трудись, Дмитрий.

– Какой же это труд?

Он стоял у изножья койки. Небольшие глазки воровато перебегали от Татьяны к Александру.

– Ну, Таня, что ты делаешь в реанимации? Я думал, ты ухаживаешь за умирающими.

– Так оно и есть. Но я навещаю и тех, кому удалось выжить. Лев, тот, что лежит на тридцатой койке, тоже умирал. Но, как видишь, почти здоров и все время просит позвать меня.

– И не только он, – улыбнулся Дмитрий. – Ты всем нужна.

Татьяна крепче сжала губы. Александр тяжело опустился на койку. Дмитрий продолжал изучать их.

– До чего же приятно видеть вас обоих. Александр, я, пожалуй, приду завтра, договорились? Таня, не хочешь меня проводить?

– Нет. Нужно сменить повязки Александру.

– Да? А доктор Сайерз тебя ищет. Твердит: «Где моя Таня? Где моя Таня?» Его точные слова. Смотрю, ты с ним успела подружиться. Знаешь, что говорят об этих американцах?

Он насмешливо поднял брови. Татьяна не кивнула. Не моргнула глазом. Только повернулась к Александру:

– Ну же, ложись.

Александр не шевельнулся.

– Татьяна, ты меня слышишь? – не отставал Дмитрий.

– Слышу, – бросила она, не глядя на него. – Если увидишь доктора, передай, что я приду, как только смогу.

Дмитрий помялся, но ушел. Татьяна и Александр переглянулись.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– О том, что мне нужно сменить повязки и бежать. Ложись.

– Не хочешь узнать, о чем думаю я?

– Ни в коем случае.

Александр лег на живот.

– Таня, где ранец с моими вещами?

– Не знаю. А что? Зачем тебе?

– Он был у меня на спине, когда меня ранило.

– Когда мы добрались до тебя, никакого ранца не было. Должно быть, потерялся.

– Возможно. Но обычно, когда бой окончится, все собирает трофейная команда. Не можешь поспрашивать у них?

– Разумеется, – пообещала она, разворачивая бинты, – я спрошу полковника Степанова.

Александр услышал тихое мурлыканье.

– Знаешь, Шура, каждый раз, когда я вижу твою спину, единственное, что мне хочется, – сделать тебе массаж. Рельсы, рельсы…

Она чмокнула его голое плечо.

– Когда я вижу твою спину, – повторил он, закрыв глаза, – единственное, что мне хочется, – сделать тебе массаж. Рельсы, рельсы…

Позже, ночью, когда она сидела рядом, Александр вдруг сказал, держа ее за руку:

– Татьяна, ты должна обещать… помоги мне Бог… если что-то случится со мной, ты все равно уедешь.

– Что за вздор?! Что может случиться с тобой? – пожала она плечами, боясь встретиться с ним взглядом.

– Пытаешься храбриться?

– Вовсе нет. Как только ты выздоровеешь, мы уезжаем. Доктор Сайерз все подготовил. Мало того, ему не терпится поскорее убраться отсюда. Ужасный ворчун. Жалуется с утра до вечера. Не нравится ему холод, не нравится помощь, не нравится… – Татьяна махнула рукой. – Так о чем ты толкуешь? Что может случиться? Я не позволю тебе вернуться на фонт. И с места не сдвинусь без тебя.

– Об этом я и говорю. Сдвинешься, и еще как.

– Ни за что.

– Послушай…

Но Татьяна, недовольно нахмурившись, встала.

– Не желаю ничего слушать. – Он не отпускал ее руку, и она невольно смягчилась. – Александр, прошу, не пугай меня. Я так стараюсь не струсить… Пожалуйста, – спокойно попросила Татьяна, хотя сердце тревожно забилось.

– Таня, в любую минуту все может пойти крахом. Всегда существует опасность моего ареста.

– Знаю, – кивнула она. – Но если тебя схватят палачи того же Мехлиса, я могу подождать.

– Чего, спрашивается? – раздраженно крикнул он.

Слишком хорошо он усвоил на собственном опыте, что это такое – пытаться уговорить Татьяну. Если она что-то вобьет себе в голову, переубеждать ее бесполезно.

Должно быть, его лицо было достаточно выразительным, потому что она взяла его темные, изуродованные войной руки в свои безупречно белые, прижала к губам и просто ответила:

– Ждать тебя.

И тут же попыталась высвободиться, но он стащил ее со стула и заставил сесть на койку.

– И где ты собираешься меня ждать?

– В Ленинграде. В своей квартире. Инги и Славы больше нет. У меня две комнаты. Я подожду. А когда вернешься, мы с малышом встретим тебя.

– Исполком заберет одну комнату.

– Тогда я стану ждать в оставшейся.

– И как долго?

Она оглянулась на спящих пациентов. На темную комнату. Почему она не хочет повернуться к нему? В палате было тихо. Ни звука, если не считать сонного дыхания.