С 1851 года на новых лесопосадках выращивали деревья разных пород. Медленнорастущие широколистные дубы и буки с прочной древесиной сменили быстрорастущие деревья с мягкой древесиной: сосна и прочие хвойные. Этот процесс, хотя и зародился недавно, уже начал понемногу изменять Королевский лес. Древние благородные дубовые рощи и вереск стали чередоваться с ровными воинскими шеренгами вечнозеленых елей. Затем там и тут на открытой пустоши росли сосны, их чахлые молодые деревца выживали даже на кислотных болотах.

Но больше всего в его лесопосадке Гроклтону нравилась ее потрясающая производительность.

– Смотрите, Прайд, как тесно они посажены, – удовлетворенно заметил он. Деревья росли так близко друг к другу, что между ними не удавалось пройти, не задев иголок. – Они вбирают все полезное, что содержится в почве. Ничто не пропадает зря.

Дерн и подлесок между ветвистыми дубами всегда казались Гроклтону расточительством. С буками дела обстояли лучше: под ними рос преимущественно мох. Но под елями не было ни свободного места, ни света. Там не росло ничего, даже мха и травы. Безжизненное пространство.

– Этим и выгодны хвойные лесопосадки, Прайд, – объяснил он лесничему. – Огромный шаг вперед.

– Да, сэр, – откликнулся Джордж.

Они пересекли лесопосадку по тропинке, любуясь замечательной однородностью насаждений. Получив наконец удовлетворение, уполномоченный выразил желание посетить северную часть Нью-Фореста, и они направили лошадей через вересковую пустошь на север.

Джордж Прайд был симпатичный молодой человек. Свежее, чисто выбритое лицо обрамлялось мягкой бородкой чуть ниже подбородка. Джордж выглядел энергичным и старательным. Нынче выдалась хорошая возможность его просветить, и Гроклтон не преминул ею воспользоваться.

– Вы увидите, Прайд, что я чрезвычайно откровенен, – сказал он. – А я люблю тех, кто откровенен со мной.

– Да, сэр, – ответил Джордж.

– Лесная комиссия производит колоссальные улучшения в Нью-Форесте, – продолжил Гроклтон, когда они спустились с возвышенности к ручью, известному как Докенс-Уотер.

– Да, сэр, – повторил Джордж.

– Рад, что вы согласны, – сказал Гроклтон.

А до чего же многие не соглашались! Типичным примером было состояние дорог в Нью-Форесте. Когда в середине столетия начали приходить в упадок старые платные дороги, то в большинстве районов Англии ответственность за их ремонт возложили на местные приходские советы. И что же, жители Нью-Фореста сотрудничали? Ничуть не бывало. Когда же Гроклтон и его коллеги по Лесной комиссии выразили протест, то что ответили жители Нью-Фореста? «Если Лесной комиссии нужны дороги, то пусть она и платит за них. Нам они ни к чему». Что делать с таким народом?

– Мы должны шагать в ногу со временем, Прайд.

Они перешли ручей вброд. Впереди поднимался длинный, поросший вереском склон, поверху которого тянулась вересковая пустошь Фрайтам-Плейн. Там и тут Гроклтон видел пасущийся скот, а когда они выехали на равнину, насчитал дюжину пони. Он вздохнул. Коммонеры со своей скотиной; люди, подобные отцу Джорджа, столь прикипевшие к этим бесполезным животным. Насчет коров он мог понять, но крепкие мелкие пони едва ли заслуживали разведения. Примерно с принятием Акта о ликвидации оленей супруг королевы принц Альберт предоставил на несколько сезонов арабского скакуна для скрещивания с местными кобылами. В нынешних пони порой угадывалось нечто арабское, но опыт не принес ощутимых результатов. Друг Гроклтона Камбербетч почему-то испытывал интерес к пони и привез со стороны свежих кобыл. Но коренастые создания по-прежнему казались Гроклтону уродливыми.

– Понимаете, Прайд, мы не должны винить таких, как ваш отец, в желании и впредь пасти в Нью-Форесте скот, – произнес он любезно. – Этот образ жизни уйдет в прошлое, но нам придется проявить терпение.

– Да, сэр, – сказал Джордж.

– По-моему, где-то здесь запланированы новые посадки, – продолжил Гроклтон. – Покажите-ка где.

– Да, сэр, – отозвался Джордж. – Пожалуйте сюда.

Минимус Фурзи подумал, что северная часть Нью-Фореста, бесспорно, являла собою другой мир. Конечно, на широких трактах под Линдхерстом имелись места, с которых открывались красивые виды. Но если податься на север, подняться над Линдхерстом, миновать Минстед и взобраться по склону к замку Мелвуд, то окажешься на широком гребне, который тянется на запад до Рингвуда. Под гребнем нисходящими уступами раскинулась южная часть Фореста, а выше, в огромном северо-западном треугольнике, высокое вересковое плато простирается на дюжину миль за Фордингбридж и до Хейла.

Это плоскогорье и полюбил Минимус Фурзи. С безмолвного простора плато под открытым небом была видна необозримая панорама: низины Уэссекса на востоке, голубые холмы Дорсета на западе, меловые хребты Сарума на севере, похожие на замершие морские волны. Это было высокое голое бурое с пурпуром место, край поднебесный, небо и земля.

В этот день Минимус, как часто бывало, подыскал на возвышенности удобное место для зарисовок. Они с Беатрис вышли из дому вместе, и она двинулась через вереск дальше, а он уселся за работу.

Было восхитительно тепло. Минимус заметил под ногами ярко-изумрудные спинки крошечных насекомых – жуков-скакунов. С пустоши, поросшей вереском и утесником, доносилось пение провансальской славки, щелканье чекана и слабые голоса еще пары местных пичуг. Но он недолго оставался в одиночестве.

Длинный цыганский караван, идущий по дороге на запад, не был зрелищем редким. Никто не знал, когда в Нью-Форесте впервые появились цыгане. Одни говорили, что во времена испанской Армады, другие – что позже. Но как бы там ни было, этот странный восточный народ, скитавшийся по всей Европе, стал красочным дополнением к пейзажу Королевского леса. Его пестрые караваны и лошадиные упряжки проходили мимо Фордингбриджа, потом доисторическими тропами шли ниже Сарума вдоль холмов на лошадиную ярмарку в юго-восточной части Англии.

Минимус часто общался с цыганами. Однажды уехал с ними на несколько дней, оставив Беатрис только записку с пояснением куда. Он вернулся с кипой набросков и богатым запасом цыганских слов, так что теперь, когда он разговаривал с ними, только они и он понимали, о чем шла речь.

Он был глубоко погружен в беседу с цыганом и цыганкой, когда заметил приближающихся Гроклтона и Прайда.

Гроклтон не любил Минимуса Фурзи. В этом они с полковником Альбионом сходились – редкий случай. Неприязнь Гроклтона была беспричинной – скорее, интуитивной. Ему казалось, что Фурзи воплощает в себе беспорядок. Было достойно сожаления, что подрывающий основы художник выбрал для рисования как раз то место, которое он пожелал осмотреть, но Гроклтон и не подумал отказаться от своего намерения. Наградив Фурзи и цыган холодным взглядом, он спешился и принялся мерить шагами участок.

Выбранный Минимусом пятачок находился на краю гребня, откуда начинался спуск к заболоченной впадине. За ней в четверти мили на пустоши недавно посадили сосны, и саженцы пока доходили только до колена. Прогулявшись до нее, Гроклтон вернулся и сосредоточенно уставился на склон.