Хемингуэям не хотелось слишком долго жить вдали от «Финки», и в марте они уехали. Хотчнер сопровождал их на машине до Нового Орлеана, а потом на Ки-Уэст. По дороге они заехали в Аризону, где Эрнест встретился со старым другом из Парижа, художником Уолдо Пирсом. В Лас-Вегасе Эрнест два дня играл в рулетку. В «Финке» они оставались меньше месяца, в целом просто проверили, как идут дела в доме. Эрнест связался со старинным другом Биллом Дэвисом, который теперь жил с женой Энни и двумя детьми, Тео и Неной, в Испании. Дэвисы пригласили Хемингуэев в свой дом «Ла Консула» в Малаге, на лето и осень. Эрнест встречался лишь с Биллом полдюжины раз (они с Мартой гостили у него в Мехико), а Мэри никогда не видела Дэвисов.

Билл Дэвис был обаятельный человек, и жизней у него было больше, чем у кошки. Первая жена Дэвиса Эмили была богатой женщиной, и они стали страстными коллекционерами произведений искусства, в особенности картин Джексона Поллока. После того, как супруги расстались, он уехал из страны с картинами Поллока (и других художников). Говорили, что Билл намеренно[103] держится подальше от США, чтобы полотна не попали в руки бывшей жены. Билл был на восемь лет младше Эрнеста, и о нем постоянно ходили какие-то слухи, например, что во время Второй мировой войны он работал на Управление стратегических служб, а впоследствии стал сотрудником ЦРУ. Он снова женился; новая жена, Энни, имела собственный источник дохода. Сестра Энни, Джинни, была первой женой Сирила Коннолли, но бросила его ради Лоренса Вейла, первого мужа Пегги Гуггенхайм (у Билла был роман с Пегги, первооткрывательницей и покровительницей Поллока). По словам одного приятеля тех лет, Билл был «большой, лысый, беспорядочный человек», создававший впечатление «сдержанно жестокого… хитрый, вульгарный, сноб, умеренно начитанный»; тот же самый приятель считал Энни «умной и очень доброй». Писательница и актриса Элейн Данди, которая тогда была замужем за Кеннетом Тайненом и летом 1959 года тоже жила в Малаге, говорила, что познакомилась с Биллом в Париже и что он имел плохую репутацию, пил и лез в драки, но с тех пор он стал более сдержанным и мягким. Она сравнивала «Ла Консулу» с виллой «Америка», сказочным прованским домом Джеральда и Сары Мерфи, где каждый день был праздником; Дэвисы были современными Мерфи. И хотя Малагу 1950-х годов во многом можно было бы назвать Францией 1920-х, разница между двумя обществами была такой же огромной, как между невинностью и опытом. Билл и Энни были интересными и любезными хозяевами, а «Ла Консула» – оживленным, красивым поместьем, однако утраченное за прошедшие годы – саму молодость – уже нельзя было вернуть.

Мэри не решалась принять приглашение, подразумевавшее, что придется несколько недель прожить бок о бок с людьми, которых она не знала, но Эрнест заверил ее, что «Ла Консула» станет их летним плацдармом, и они смогут ходить на бои быков. Они с Биллом были большими поклонниками Антонио Ордоньеса. Эрнест и Мэри стали уже планировать принять участие в мае в празднике Сан-Исидро в Мадриде, где Ордоньес должен был выходить на арену.

Поначалу Эрнест собирался написать «дополнительные» главы, доведя «Смерть после полудня» (книга вышла в 1932 году) до нынешних дней. «Скрибнерс» согласилось выпустить обновленное издание классической книги о корриде в 1961 году. Сейчас мы уже можем понять, что издательство потакало Эрнесту, поскольку вряд ли там считали книгу коммерчески выгодным проектом – впрочем, они, должно быть, вообще были счастливы, что у него хоть что-то есть в планах. Однако, как и в случае с «За рекой, в тени деревьев», нежелание издателя рисковать отношениями со своим прославленным автором повлекло за собой катастрофические последствия для его карьеры и, что еще более важно, для его психики – хотя, конечно, последнего никто не мог предвидеть.

Книгу, которую «Скрибнерс» в конце концов выпустит, Эрнест назовет «Опасное лето». Летом 1959 года на площадках кровавого спорта пролилось еще больше крови, быки нещадно забарывали своих мучителей. В этом сезоне дули сильные ветры, и матадоры часто испытывали трудности с управлением мулетой – ничтожным препятствием между человеком и смертельно опасным быком. Самым же опасным событием того лета стало соперничество mano a mano [исп. один на один. – Прим. пер.] между Ордоньесом и его шурином, Луисом Мигелем Домингином, прославленным тореадором, который год назад вернулся на арену. Такого рода соперничество нередко заканчивается кровавым исходом, поскольку менее одаренный матадор чувствует, что должен повторить все рискованные ходы и трюки соперника, и не всегда это оказывается возможным. Если матадор колеблется, то обычно терпит неудачу с катастрофическими последствиями.

Эрнест в последний раз приехал в страну, которую он любил больше любой другой, в конце мая. Он сошел на берег в Альхесирасе, прибыв из Нью-Йорка на борту «Конституции». Билл Дэвис приехал за Эрнестом и Мэри на темно-розовом взятом в аренду «Форде», получившем прозвище «Пембрукский коралл» в честь своего необычного цвета. Билл привез их в «Ла Консулу», и вскоре они отправились в Мадрид на первый бой быков. Дом постройки 1835 года невозможно было представить более приветливым. Элейн Данди описывала его так:

В доме не было ни радио, ни телефона, хотя на фонографе часто ставили Фэтса Уоллера. Колоритный Поллок присоединился к компании Гойи и коллекции старинных карт на белых стенах. Эрнест вставал рано и писал предисловие к изданию своих рассказов для студентов. После обеда с вином следовала сиеста, в начале вечера хозяева и гости нередко отправлялись в бар гостиницы «Мирамар», а потом устраивали очень поздний ужин в «Ла Консуле». Эрнест вновь стал больше пить, несомненно, из-за царившей в доме веселой атмосферы.

Тринадцатого мая Дэвисы и Хемингуэи уехали на «Пембрукском коралле» в Мадрид на десятидневную корриду Сан-Исидро. К ним присоединились Джордж Савьерс с женой; предыдущей зимой в Айдахо врач Савьерс стал хорошим другом Эрнеста. Хотчнер тоже примкнул к компании. Он взял с собой магнитный самописец, который Эрнест называл «коробкой дьявола». Как заметил один знакомый, Эрнест боялся выступать на публике и в особенности выступать под запись. Но Хотч, как обычно, уговорил его расслабиться. «Самописец в руках кого-то другого стал бы предательством, – рассказывал друг. – А с Хотчем это была возможность поразвлечься». Судя по мемуарам Хотчнера, тем летом он много записывал на магнитофон.

Дружеская компания перемещалась вслед за Ордоньесом в Кордову, Севилью и Гранаду. В Аранхуэсе бык поднял матадора на рога, и его отправили лечиться в «Ла Консулу». После Севильи Мэри и Энни вернулись в Малагу. Мэри считала такой режим слишком утомительным – обед в четыре, ужин после одиннадцати, и еще несколько часов, уже после того как всю еду убирали, Эрнест продолжал разглагольствовать за обеденным столом до наступления утра. Ей не слишком понравилось, когда Слим Хейворд, в то время лучшая кобыла из целомудренной конюшни Хемингуэя, прислала телеграмму с сообщением, что они с Лорен Бэколл находятся в Гранаде. Эрнест пригласил обеих женщин в «Ла Консулу». Тем летом Бэколл была влюблена в соперника Ордоньеса, Домингина, но это не помешало ей при встрече с Эрнестом пустить в ход все свое обаяние. Позднее Слим писала, что понимала, насколько Мэри не рада появлению этих женщин. И в самом деле, как записывала Мэри, когда они приехали, Слим сделала Эрнесту комплимент: «Дорогой, ты такой стройный и красивый», а Бэколл лишь выдохнула: «Вы даже больше, чем я себе представляла». В последний вечер, когда женщины гостили в Малаге, Мэри подошла к Бэколл, держа перед собой два кулака, и попросила актрису выбрать один кулак. После того, как Бэколл выбрала, Мэри раскрыла ладонь и показала пулю. «Для любой, кто приближается к моему мужчине», – предупредила она. Слим Хейворд, которая в последний раз увидится с Эрнестом в конце лета в Биаррице, писала, что к тому времени его «бросало от депрессии к безумию».