Джейми наклонился ко мне и посмотрел в глаза.

– Когда тебя зовут к больному, саксоночка, к раненому или к роженице, ты ведь встаешь и идешь, даже если смертельно устала. Не отнекиваешься, не говоришь, что заглянешь потом. Даже если дело безнадежное, все равно стараешься помочь. Почему?

– Иначе не могу.

Я смотрела на руины Большого Дома. Зола остывала буквально на глазах. Я понимала, к чему клонит Джейми, но мне трудно было высказать вслух неприглядную правду. И все же она витала между нами. Я собралась с духом.

– Я не могу признать поражение…

На его лице залегли усталые морщинки, однако глаза… глаза были ясными, холодными и бездонными, как родник.

– Вот и я не могу.

– Знаю.

– Пообещай мне победу, – прошептал Джейми.

– Обещаю. На этот раз победа будет за нами.

Все так, и все же были вещи, которых я пообещать не могла, – жизнь, свободу, дом, семью и правосудие. Одно я знала точно.

– Что бы ни случилось, я с тобой.

Джейми закрыл глаза. Снежинки падали на лицо, таяли, застревали в ресницах. Он снова открыл глаза.

– Этого достаточно, саксоночка. Большего я не прошу.

Он обнял меня и прижал к себе. На нас повеяло холодным дыханием снега и пепла.

Я стряхнула с рукава хлопья сажи.

– Вот и прекрасно. Что дальше-то будем делать?

Джейми посмотрел на руины и пожал плечами:

– Думаю, надо поехать… Что это, ради всего святого?

Под обломками дома что-то закопошилось. Пытаясь разглядеть, я приподнялась на цыпочки.

– Не может быть!

Глаза меня не обманули. Из-под завалов на дневной свет выбралась белая свиноматка: отряхнулась, раздраженно задергала пятачком и потрусила к ближайшему дереву. За ней выбрался крохотный поросеночек, затем еще один и еще… Мы насчитали восемь – одни просто белые, другие в пятнышко, а один черный, как зола.

– Шотландия жива, – хихикнула я. – Так куда, ты говоришь, надо поехать?

– В Шотландию, – сказал Джейми, как будто это само собой разумелось. – Надо выручать мой печатный станок.

В лесу удивленно заухала сова, внезапно очнувшаяся от зимней спячки. Джейми помолчал, затем тряхнул головой, прогоняя задумчивость.

– Мы вернемся, саксоночка. Вернемся и вступим в битву.

Он взял меня за руку и повел к конюшне, где терпеливо ждали замерзшие лошади.

Луч фонарика медленно скользнул вдоль массивной дубовой балки, замер на подозрительной червоточине, двинулся дальше. Грузный мужчина сосредоточенно нахмурился, словно ожидая неприятного сюрприза.

С такой же хмурой гримасой рядом стояла Брианна и вглядывалась в потолок. Она бы не заметила ни термитов, ни древоточцев, пока балка не свалилась ей на голову, но из вежливости присутствовала при осмотре.

Мастер объяснял что-то помощнице – невысокой девушке с розовыми полосками в волосах. Рабочий комбинезон был ей слишком велик. Брианну тревожил шум со второго этажа. По идее, дети должны были играть в прятки среди нераспакованных коробок. Фиона сбросила на нее собственный выводок из трех мелких проказниц и убежала по делам, пообещав вернуться к чаю.

Брианна посмотрела на запястье – она до сих пор не привыкла носить часы. Еще полчаса. Что ж, пока что удалось избежать кровопролития…

Сверху раздался пронзительный визг. Брианна вздохнула. Помощница мастера, явно незакаленная в обращении с детьми, подпрыгнула на месте.

– МАМА! – завопил Джем.

– ЧТО? – крикнула в ответ Брианна. – Я ЗАНЯТА!

– Ну, мама! Мэнди меня стукнула! – Через прутья перил просунулась светлая макушка.

– Стукнула?

– Да, палкой!

– Какой еще…

– Нарочно!

– Ладно, я не…

– И ДАЖЕ НЕ ИЗВИНИЛА-А-А-А-СЬ!

Строитель с помощницей бросили поиски древоточца и глядели на Брианну, с интересом ожидая от нее миротворческих действий.

– Мэнди, а ну-ка извинись!

– Не буду! – пискнули сверху.

– Ах, так! – рассердился Джем.

Послышалась возня. Брианна поспешила к лестнице. Джем завизжал:

– Она меня УКУСИЛА!

– Иеремия Маккензи, не смей кусать ее в ответ! – взревела Брианна. – Оба немедленно прекратите!

Джем снова просунул взъерошенную голову через прутья перил. На веках у него красовались голубые тени, а рот от уха до уха был подрисован красной помадой.

– Мэнди – мелкая заноза, – сообщил он заинтригованным зрителям. – Так дедушка сказал.

Брианна не знала, смеяться ей или плакать. Она махнула строителю с помощницей и вприпрыжку помчалась по лестнице.

Успокаивать детей пришлось долго. Выяснилось, что три Фиониных девчонки притихли не просто так. Сперва разукрасив лица себе, Мэнди и Джему, теперь они расписывали стены в ванной новой косметикой Брианны.

Она спустилась вниз через четверть часа. Строители решили устроить перерыв. Мужчина попивал чай, сидя на перевернутом ведерке для угля, а девушка бродила по залу, позабыв про недоеденный кекс, что держала в руке.

– Это все ваши дети? – сочувственно спросила она Брианну.

– Слава богу, нет!.. Ну, как тут внизу? Все в порядке?

– Сыровато, – весело откликнулся строитель. – Оно и понятно, здание-то старое. Когда его построили, Дюймовочка, знаешь?

– В 1721-м, толстяк! – хмыкнула в ответ девушка. – Дата вырезана на перекрытии, где мы вошли, разве не заметил?

– Правда, что ли? – заинтересовался мужчина, однако не удосужился встать и взглянуть. – Привести тут все в божеский вид влетит в нехилую сумму.

Он кивнул на дубовую панель на стене, крест-накрест изрезанную саблями. Рубцы потемнели, но все же были заметны.

– Их мы заделывать не будем, – сказала Брианна. – Они тут с 1745-го. Пусть остаются.

По словам дяди, рубцы не заделывают, чтобы помнить, что из себя представляют англичане.

– А вы, значит, хотите сохранить исторический вид… Правильно! Американцы обычно не особо в восторге от истории, норовят все осовременить – электроплитку поставить, техники всякой напихать, центральное отопление провести.

– С меня хватит современных унитазов и горячей воды, – заверила его Брианна. – Кстати, вы бойлер осмотрели? Ему лет пятьдесят. И колонку в ванной на втором этаже надо заменить.

– Конечно-конечно! – Строитель стряхнул с футболки крошки, закрутил крышку термоса и поднялся на ноги. – Пойдем глянем, Энджи.