Крики «Да здравствует король!» словно бы вызвали его со дна морского, где он покоился целых тринадцать дней, а теперь явился присоединить к хору льстецов и трусов голос мщения.

Король узнал его с первого взгляда, узнали и остальные. Вот почему Фердинанд замер с застывшей в воздухе рукой, с остановившимся взглядом, и у него вырвался хриплый крик ужаса; вот почему в едином порыве расступились лодки.

На секунду Фердинанд подумал, что ему это померещилось, но напрасно: труп наклонялся и выпрямлялся, качаясь на волнах, будто кланялся тому, кто, помертвев от ужаса, глядел на него.

Однако мало-помалу нервное напряжение отпустило короля, рука, задрожав, уронила бокал, и тот разлетелся вдребезги, ударившись об пол галереи, а Фердинанд, бледный, задыхающийся, разбитый страхом, вернулся к пиршественному столу, пряча лицо в ладонях и крича:

— Что ему надо? Чего он от меня хочет?

При звуке голоса короля, при виде написанного на его лице ужаса сотрапезники вскочили и, заподозрив, что король увидел что-то испугавшее его на галерее, бросились туда.

И в один миг из всех уст вырвалось одно имя: словно электрическим разрядом оно ударило по всем сердцам:

— Адмирал Караччоло!

Услышав это имя, король упал в кресло, повторяя:

— Что ему надо? Чего он от меня хочет?

— Прощения за измену, государь, — отвечал сэр Уильям, который оставался царедворцем до мозга костей даже перед лицом потерявшего разум от страха короля и грозного мертвеца, поднявшегося из пучины.

— Нет! — крикнул король. — Нет! Он хочет чего-то другого!

— Христианского погребения, государь, — шепнул на ухо Фердинанду судовой капеллан

— Это он получит, — отвечал король. — Это он получит! И, спотыкаясь на трапах, ударяясь о стены, он бросился в свою каюту и захлопнул за собою дверь.

— Харди, возьмите шлюпку и выудите эту падаль! -произнес Нельсон таким же тоном, каким он распоряжался: «Марсель поднять!» или «Фок подобрать!»

Праздник Нельсона окончился, как сон Гофолии, неожиданностью.

Эмма Лайонна сначала пыталась проявить стойкость перед ужасным видением, но волны, катившиеся с юго-востока, явственно подталкивали труп все ближе к судну, так что она не выдержала, попятилась обратно в залу и в полуобморочном состоянии упала в кресло.

Именно тогда Нельсон, столь же неумолимый в ненависти, сколь непоколебимый в мужестве, отдал Харди приведенный выше приказ.

Тот немедленно повиновался: одна из шлюпок заскользила вниз по талям, в нее прыгнули шесть матросов и старшина, а вслед за ними и капитан Харди.

Как уже говорилось, лодки горожан кинулись врассыпную от трупа, как разлетается стая птиц от падающего коршуна; музыка умолкла; факелы погасли; от поспешных ударов весел над водою вздымались целые снопы искрящихся брызг.

Те, чьи лодки оказались отрезаны мертвецом от берега, огибали труп, гребя изо всех сил, стараясь описать как можно больший круг.

На корабле все гости вышли из-за стола и, столпившись на противоположном борту, чтобы не видеть призрака, окликали своих лодочников. Только английские офицеры оставались на галерее и отпускали более или менее грубые шуточки по поводу мертвеца, к которому, налегая на весла, приближались капитан Харди и его люди.

Когда подплыли вплотную к телу и капитан заметил, что матросы не решаются к нему прикоснуться, он сам ухватил мертвеца за волосы и попробовал вытащить из воды; но то ли тело было слишком тяжелым, то ли его удерживала какая-то невидимая сила, — так или иначе волосы остались у капитана в руке.

Он с отвращением выругался, ополоснул руку в море и приказал двоим матросам вытащить труп за веревку, болтавшуюся у того на шее.

Но в лодку вкатилась только голова, которая от их усиг лий отделилась от туловища, не выдержав его тяжести.

Харди топнул ногой.

— Вот дьявол! — пробормотал он. — Что ни делай, а будешь в лодке, даже если придется тащить тебя по частям!

Тем временем король молился у себя в каюте, уцепившись за одежду капеллана и весь трясясь от нервной дрожи; Нельсон давал нюхательную соль прекрасной Эмме; сэр Уильям пытался найти научное объяснение появлению призрака; офицеры отпускали все более наглые шутки, а гости спасались бегством на лодках.

По приказу капитана Харди матросы продели веревку, свисавшую с шеи мертвеца, ему под мышки, но, хотя всякое тело теряет в воде около трети своего веса, четырем матросам лишь с великим трудом удалось втянуть его в лодку.

Английские офицеры захлопали в ладоши и закричали о хохотом:

— Браво, Харди!

Шлюпка вернулась к судну и была пришвартована к бушприту.

Офицеры, которым не терпелось узнать причину странного явления, сбежались с юта на бак, тогда как гости бросились по трапам левого и правого бортов в лодки, стремясь уйти от ужасного зрелища: для некоторых из них в нем было что-то дьявольское, по меньшей мере, сверхъестественное.

Сэр Уильям вполне правдоподобно объяснил случившееся, говоря, что тела утопленников через определенное время наполняются воздухом и водой, а потому, естественно, всплывают на поверхность моря; но странно, удивительно, чудесно было то обстоятельство, что тело адмирала всплыло, хотя к его ногам были привязаны пушечные ядра, — именно это так испугало короля.

Капитан Харди, из рапорта которого мы берем эти сведения, оценил вес этих ядер.

Он утверждает, что они весили двести пятьдесят фунтов.

Призвали капеллана «Минервы», того самого, кто готовил Караччоло к смерти, и спросили его, что делать с телом.

— А король знает обо всем? — осведомился капеллан.

— Король одним из первых заметил видение, — гласил ответ.

— И что же он сказал?

— Он был так испуган, что дозволил похоронить труп по-христиански.

— Ну что ж, — сказал капеллан, — надо сделать так, как велел король.

— Делайте что следует, — отвечали ему.

И, возложив все заботы о похоронах на капеллана, об адмирале Караччоло перестали думать.

Однако вскоре подоспела помощь, о какой капеллан и не помышлял.

Тело адмирала находилось на дне подобравшей его шлюпки. Оно по-прежнему было одето в крестьянское платье, не хватало лишь куртки, которую с него сняли перед казнью. Капеллан уселся на корме этой шлюпки и стал читать заупокойную молитву при свете привязанного к шесту фонаря, хотя в эту прекрасную июльскую ночь ему хватило бы и света луны.

На заре он увидел, что к нему приближается лодка с двумя гребцами, везущими какого-то монаха. Он был высокого роста и так уверенно держался, стоя в узкой лодке, будто и сам был моряком.