Аббан похолодел:

– Евнух ка, если ты пощадишь меня, я…

– Ну вот, опять торгуешься и клянчишь! – рассмеялся Хасик. – О, как я по этому соскучился, хаффит! Не знаю уж, что за чувства теплились в тебе к чинке, но отказываться ради них от взяток не стоило!

Аббан сглотнул комок в горле. Эти слова его ранили, однако он не мог отрицать их правдивости. Он мнил себя выше Хасика, но по какому праву?

Хасик занес молоток:

– Итак, хаффит. Что предложишь за большой палец?

– Я… – Аббан замялся.

И в самом деле – что? У него ничего не было в этой каморке. Все его богатства остались в Красии и в Лощине, в распоряжении Джамере и Шамавах. И даже доберись он до них – какие сокровища Ала пленят человека, который по-настоящему оживал лишь от его воплей?

– Давай, хаффит, соблюдай правила игры. – Вертя молоток в пальцах, Хасик железной хваткой вцепился в руку Аббана и прижал ее к столу.

– Умоляю! – взвился Аббан. Голени, ступни – с этим он еще мог смириться. Но кем он станет без рук? – Если… пощадишь мои руки, я скажу, где электрумный рудник Избавителя.

Хасик вскинул взгляд:

– Врешь.

Аббан помотал головой:

– Это я рассказал Ахману о священном металле, Хасик. Рудник находится на отшибе, охрана немногочисленна. Твои Евнухи легко найдут это место и смогут охранять теснину сколь угодно долго и малыми силами.

Хасик сел и положил молоток на стол. Аббан обнадежился. Электрумное оружие могло сделать Евнухов непобедимыми на болотах.

– Сколько туда добираться?

– Пара недель езды, – пожал плечами Аббан, как будто речь шла о пустяке.

Хасик сплюнул:

– Слишком далеко, чтобы сразу взять и поверить. Слишком далеко, чтобы посылать воинов, положившись на посулы хаффита, которому очень хочется сберечь пальцы.

– Убей меня, если лгу.

Хасик снова расслабился:

– Это что-то новенькое.

– Это не пустые медовые речи, Хасик, – сказал Аббан. – Если мне не откупиться от пыток рабами-чинами, я заплачу драгоценным металлом.

Хасик изучал его, постукивая молоточком по подбородку. Он склонил голову набок, словно прислушивался к невидимому советчику. В конце концов он встал, забыв об отварных устрицах.

– Подгоните кресло хаффита!

– Я могу нарисовать карту…

Не дав договорить, Хасик схватил его и толкнул в ездовое кресло. В глазах воина появилось что-то, напугавшее Аббана сильнее, чем молоток.

– Куда мы…

На этот раз ему заткнула рот оплеуха.

– Молчи, – рыкнул воин. – Есть другой способ проверить, правду ли ты говоришь.

Аббан подумал, что совершил чудовищную ошибку, но не посмел протестовать дальше. Его выкатили из кельи и коридорами повезли к охраняемой двери. Там Хасик бросил кресло и перекинул Аббана через плечо, как куль с мукой. За дверью оказалась лестница, которая уходила в саму преисподнюю – спускалась в катакомбы под монастырь.

В итоге они достигли дна, где у тяжелой двери маялась на часах группа Евнухов. Они резко вытянулись в струну при виде Аббана и Хасика, а после взяли на изготовку копья, как будто боясь, что бездна, когда дверь откроют, выплеснется за порог.

Стражи подозрительно посмотрели на Аббана, но ничего не сказали, и Хасик пронес его мимо. В тусклом свете караульного помещения было видно, что в дальнем конце камеры рукотворные опоры и пол сменяются природными образованиями. На творениях человеческих рук стояли метки, но истертые и порченые. Затем часовые закрыли дверь, и Хасик с Аббаном остались во тьме.

– Хасик, – начал Аббан.

– Хаффит, я наслушался твоих речей за последние месяцы. – В тюрбане Хасика слабо светился камень, который освещал ему путь, но Аббана окутывал мрак, и он смутно видел только лицо своего мучителя. – Настало время послушать тебе.

– Я слушаю, – сказал он, когда молчание стало невыносимым.

– Не меня. – Хасик сбросил Аббана, и он мешком рухнул на каменный пол. – Настоящего здешнего хозяина.

– И кто же это? – спросил Аббан.

В ответ на потолке ожила световая метка. Аббан прищурился, увидев, что перед ними стоит еще одна фигура.

Он испугался сильнее, когда осознал, что глядит на себя самого.

– Помилуй нас, Эверам!

Он видел не отражение – второй Аббан был цел и невредим, передвигался на обеих ногах. Таким Аббан мог стать, если бы не упал со стены Лабиринта.

Лже-Аббан кружил и смотрел на него, словно кошка на мышь. Аббан задрожал, его бросило в пот. Он поднял руку, чтобы нарисовать в воздухе метку.

Хасик шлепнул по ней:

– Еще раз так сделаешь, хаффит, и я ее отрежу. Хозяину не нужно твое тело. Только разум.

– Хозяину? – Аббан глянул вверх и различил размытый силуэт второго демона.

– Алагай Ка. – Хасик упал на колени и прижался лбом к полу, а демон вышел на свет.

Он был мал, даже ниже Аббана, с паучьими руками и ногами, а корпус его выглядел как скелет, обтянутый угольно-черной кожей. Огромную коническую голову увенчивала корона из рудиментарных рогов. Из-под нее смотрели гигантские черные глаза.

Шишковатый череп пульсировал.

Лже-Аббан переступил и растаял, как отражение в воде, потерявшееся в кругах от брошенного камня. Мигом позже он преобразился в Хасика – того, каким Хасик себя представлял до оскопления. Лже-Хасик был обнажен, его мужское достоинство величиной с детскую руку болталось между ног.

– По-моему, ты повторил не совсем правильно, – заметил Аббан. – Когда мои жены и дочери держали Хасика, чтобы отрезать его вялое копье, оно было не столь внушительно.

Хасик метнул в него яростный взгляд, но, как и рассчитывал Аббан, не посмел вмешаться без спроса.

– Ты говоришь смело, хаффит, – сказал лже-Хасик, с жуткой точностью имитируя голос и манеры настоящего.

– Ну и что? – рассмеялся Аббан, с удивлением чувствуя, как отступают паника и страх. Его тело не играло роли в этом поединке – только мозги. Он посмотрел на лже-Хасика и заговорил с ним, как с подлинным: – Если я здесь, Хасик, то нужен твоему хозяину, и от тебя моя судьба уже не зависит.

– Не обнадеживайся, хаффит! – прорычал лже-Хасик. – Когда хозяин с тобой разберется, ты можешь вернуться под мое крыло.

– Могу, – подчеркнуто повторил Аббан.

– Если хозяин не поглотит вслед за мыслями и мозги, – с улыбкой кивнул лже-Хасик.

Аббан пожал плечами:

– Это уже не важно, Хасик. Мечтай сколько хочешь о том, как станешь господином, но мы оба знаем, что ты всегда был псом. Я видел, как ты вел себя в шарадже с наставниками и Хеватом. С ночным отцом Джесаном. С Ахманом. Когда поблизости маячил елдак потолще, с тебя слетал гонор и ты забывал о личных похотях.