Прозрачная стеклянная дверь отъезжает в сторону. Рэнди и Ами вслед за Честером входят в дом. Как и обещано, в фойе стоит полномасштабный паровоз.

— Дом выстроен по принципу трансформера, — говорит Честер.

— Это как? — спрашивает Ами. Паровоз окончательно ее добил.

— Принцип трансформера применяют многие высокотехнологические компании. По сути, это большой сарай без внутренних стен, только с несколькими несущими колоннами. Его делят на части подвижными перегородками.

— Как в офисах?

— Идея та же, но перегородки выше, и кажется, что ты в настоящей комнате. Разумеется, до потолка они не доходят, иначе не поместился бы лайнер.

— Кто? — спрашивает Ами.

Честер, продолжая вести их через лабиринт перегородок, вместо ответа запрокидывает голову и смотрит вверх.

Крыша у дома полностью стеклянная и держится на фермах из белых стальных труб. До него от пола метров пятнадцать — двадцать. Перегородки примерно пятиметровые. В промежутке между перегородками и потолком сооружена решетка из красных стальных труб, пронизывающая почти весь дом. Тысячи, миллионы алюминиевых обломков застряли в этой пространственной решетке, словно шелковинки в трехмерном экране. Впечатление осколочного снаряда размером с футбольное поле, взорвавшегося и застывшего в пространстве; свет сочится через металлическое сито, стекает по пучкам рваных проводов, тускло поблескивает на расплавленной и застывшей обшивке. Все такое огромное и так близко, что Рэнди с Ами в первый миг зажмуриваются: кажется, сейчас оно рухнет прямо на них. Рэнди знает, что это такое, но Ами вынуждена долго ходить из комнаты в комнату, прежде чем картина складывается и она узнает «Боинг-747».

— Федеральное авиационное управление и Национальный комитет по вопросам безопасности транспорта обрадовались, — задумчиво говорит Честер. — Оно и понятно. Они собрали его в ангаре, верно? Вытащили драгой каждый обломок, сообразили, откуда он, закрепили на решетке. Изучили каждый, собрали все судебно-медицинские свидетельства, какие могли, отделили и похоронили все человеческие останки, стерилизовали каждый кусок, чтобы члены комиссии не боялись подцепить СПИД, коснувшись окровавленного края. Работы закончились, а за аренду ангара по-прежнему надо было платить. Выбросить его нельзя. Так что мне всех дел было — сертифицировать дом как федеральное складское помещение. Оказалось, невелика хитрость. А на случай иска у меня есть адвокаты. Но вообще-то все было довольно просто. Ребята из «Боинга» довольны, постоянно здесь торчат.

— Для них это как лаборатория, — догадывается Рэнди.

— Ага.

— Вижу, тебе это по душе.

— Конечно! Я создал специальный набор привилегий для инженерных типов; они могут приходить сюда в любое время, как в политехнический музей. Собственно, это я и разумел под словом «трансформер». Для меня и моих гостей это дом. Для посетителей — вот, кстати, один… — Честер машет рукой в дальний конец комнаты (это центральное помещение площадью примерно двести пятьдесят квадратных метров), где инженерный тип установил фотоаппарат на огромном штативе и целит объективом в погнутую стойку шасси, — …для них это музей. Там тоже можно свободно ходить по залам, а полезешь через ограждение — включится сигнализация и набежит охрана.

— А сувенирная лавка есть? — шутит Ами.

— Сувенирная лавка запланирована, но не действует. ПОНОС чинит всяческие препятствия, — ворчит Честер.

Они доходят до относительно уютной комнаты со стеклянной стеной, в которую открывается вид на перепаханную грязь и дальше на озеро. Честер включает кофеварку, похожую на действующий макет нефтеперегонного завода, и наливает всем по чашечке эспрессо. Над этой комнатой висит почти целый конец левого крыла. Сейчас до Рэнди доходит, что самолет повешен с легким креном на нос, как при небольшом изменении высоты, что не вполне правильно: логичнее было бы повесить его в пикирующем положении, но тогда в доме надо было бы сделать этажей так пятьдесят. На крыле — повторяющийся рисунок царапин, выражающих, надо думать, те же математические закономерности, что порождают одинаковые завихрения в спутной струе или завитушки в множестве Мандельброта. Чарлин и ее друзья высмеивали Рэнди за платонизм, однако что делать, если повсюду в материальном мире он видит воплощение одних и тех же идеальных форм. Может, это от тупости.

В доме чувствуется отсутствие женской руки. Из нескольких намеков, брошенных Честером, Рэнди заключил, что надежды на «Боинг» как удачный повод для разговора не оправдались. Честер подумывает навесить над некоторыми перегородками фальшивые потолки, чтобы больше походило на комнаты, тогда, может быть, «некоторые люди» почувствуют себя уютнее и решат «остаться надолго». Значит, он на ранней стадии переговоров с какой-то бабой. Хорошая новость.

— Честер, два года назад ты писал мне мылом про свой новый проект — построить копии первых компьютеров. Ты спрашивал о трудах моего деда.

— Ага, — говорит Честер. — Хочешь посмотреть, что получилось? Проект пришлось временно задвинуть на второй план, но…

— Я недавно унаследовал часть его записных книжек, — говорит Рэнди.

Честер поднимает брови. Ами смотрит в окно. Ее волосы, кожа и одежда отчетливо розовеют за счет красного смещения, по мере того как она выпадает из разговора со скоростью, близкой к световой.

— Я хотел спросить, нет ли у тебя работающего перфосчитывателя?

Честер фыркает.

— И все?

— Все.

— Тебе нужен Марк-III 1932 года? Или Марк-IV 1938-го? Или…

— А не все равно? Они ведь читают одни и те же перфокарты, верно?

— Да, в общем-то.

— У меня перфокарты примерно сорок пятого года, которые я хотел бы переписать на дискету.

Честер достает сотовый размером с наперсток и начинает нажимать кнопки.

— Я звоню человечку, который у меня занимается перфокартами, — объясняет он. — Бывший сотрудник «ЭТК» на пенсии. Живет на Мерсер-Айленд. Сюда приплывает на лодке раза два в неделю, возится с перфораторами. Будет страшно рад с тобой познакомиться.

Покуда Честер разговаривает с перфораторщиком, Ами обращает к Рэнди взгляд, который почти невозможно прочесть. Она выглядит немного сникшей. Вымотанной. Хочет домой. Это видно уже по самому ее нежеланию выказывать чувства. До нынешней поездки Ами согласилась бы, что все люди — разные. Согласится и сейчас. Однако в последние несколько дней Рэнди показал ей кое-какие практические следствия этого принципа, и Ами потребуется время, чтобы вписать их в свое мировосприятие. И что важнее, в свое восприятие Рэнди.

Действительно, как только Честер заканчивает говорить по телефону, Ами спрашивает, можно ли позвонить в авиакомпанию по его сотовому. Лишь на одно мгновение взгляд ее устремляется к «Боингу». Честер потрясен, что кто-то еще бронирует билеты по голосовой связи; оправившись от изумления, он ведет Ами к ближайшему компьютеру (в каждой комнате стоит по машине со всеми причиндалами), входит прямиком в базу данных авиалиний и начинает искать оптимальный маршрут перелета. Рэнди подходит к окну, смотрит, как холодные «барашки» набегают на глинистый берег, и борется с желанием остаться в Сиэтле — городе, где мог бы жить очень счастливо. За его спиной Ами и Честер вновь и вновь повторяют «Манила» — она кажется неимоверно далекой и экзотичной. Рэнди думает, что он самую малость умнее Честера и, если бы остался здесь, мог бы стать даже богаче.