Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я ищу женщину Тиар. Вот, — он рывком сдернул бечевку с шеи и протянул колечко перед собой.
Человек перевел свой единственный глаз с Игара на колечко и обратно:
— Она тебе — кто?
Игар опустил голову. В этом месте и с этим собеседником вранье казалось особенно ненужным, едва ли не кощунственным. Сказать же правду…
Человек в бинтах растолковал его молчание по-своему.
— Год назад, — ему было трудно говорить, потому что гниль, по-видимому, не пощадила и его губы тоже. — Год назад я так же… пришел сюда… потому что здесь была моя жена.
Стало тихо. Игар с ужасом смотрел в черный продолговатый глаз.
— И… ничего страшного, — бинты дрогнули, будто человек пытался улыбнуться. — теперь я, правда, вдовец… Но ненадолго.
— Вы встретитесь с ней в чертоге Святой Птицы, — проговорил Игар быстро. Черный глаз мигнул:
— Я не верю в Птицу, мальчик.
Из темного провала за его спиной выглянуло белесое лицо. Скрылось, уступив место другому — длинному, любопытному, с одиноким клоком рыжей бороды.
— Что у тебя есть? — спросил Игаров собеседник уже другим голосом. — Огниво, фляга, еда…
Игар молча выложил к его ногам все свое имущество; человек опустил свой факел, разглядывая добычу.
— Кошелек забери, — сказал он негромко. — Ни к чему здесь кошелек…
Игар повиновался; спустя секунду две приземистые тени, ловко выбравшиеся из провала, подобрали остальное. Игар отшатнулся — но ни один из неведомых грабителей не коснулся его. Оба старательно обошли.
Человек с факелом кивнул:
— Пойдем…
Пещера встретила запахом. Игар закрыл лицо рукавом.
То здесь, то там встречались маленькие костерки; кислый дым вытягивался в невидимые дыры. Несколько раз Игар и его провожатый проходили под широкими отверстиями в сводах; эти естественные окна были на самом деле провалами, в них стояла теплая осенняя ночь и, кажется, падали звезды…
От костров оборачивались расплывшиеся, смердящие тени. Не раз и не два Игар с головой погружался в пучину липкого, животного страха, однако пути назад не было — и потому он шел вперед, стараясь не отстать от проводника и в то же время ни в коем случае к нему не приближаться.
Ему казалось, что он слышит голоса; и смех звучал тоже, под этими страшными сводами — приглушенный, скрипучий смех… Не в силах сдержать свое воображение, он на секунду поверил, что его привезли сюда в просмоленной карете, что это отныне — его мир, и здесь, в стенах страшной Пещеры, он должен находить последние радости неумолимо укоротившейся жизни…
— Там, — сказал его провожатый. — Спроси.
Вокруг костерка сидели не то четверо, не то пятеро; сколько их всего, подумал Игар в страхе. Где они хоронят своих мертвецов… Скольких несчастных привозят сюда ежегодно, ежемесячно… Почему никто из живущих ТАМ, снаружи, о таком не задумывается?!
— Я ищу Тиар, — сказал он, глядя мимо обернувшихся к нему лиц. — Тиар, вот ее колечко…
Тишина. Негромкие переговоры; взгляды подернутых слизью глаз. Непонятные взгляды. Неизвестно что выражающие.
— Отойди чуть назад, — негромко сказал его проводник. Игар вздрогнул:
— Что?
— Три шага назад… Не бойся. Просто отойди.
Склизкие взгляды перешли на покрытое бинтами лицо. Одна из женщин — а сидящие были, оказывается, женщинами — поманила Игарова проводника остатком пальца:
— Слышь… Хлебушка бы…
— Нет у меня хлебушка.
— Слышь… смилуйся, а?.. Хлебушка…
— Где та девка, Тиар? — спросил проводник, не замечая протянутой уродливой руки.
— Оглохла она… Ухи отпали. Вон, смотри, сидит…
Я не выдержу, подумал Игар. Я всего этого… Хоть бы глоток свежего воздуха! Хоть бы глоток!..
— Ничего, — мягко сказал его проводник. — Идем.
Женщина сидела на подстилке у стены — и сначала Игар увидел только волосы. Густые, длинные, чуть вьющиеся волосы, закрывающие лицо и плечи; отблеск отдаленного костра придавал этим темным волосам медный оттенок. Красавица…
Игаров проводник коснулся ее плеча. Женщина подняла голову; Игар потупился. Не надо было смотреть.
— Покажи колечко, — сказал проводник.
Игар, не глядя, протянул перед собой свой опознавательный знак. Женщина глубоко, со всхлипом, вздохнула:
— Да-а…
— Ты Тиар? — Игар не узнал своего голоса.
— Она не слышит, — напомнил его собеседник. — Напиши.
Игар проглотил вязкую слюну. Подобрал камушек, выцарапал на податливой, закопченной стене: «Тиар»…
Некоторое время женщина молча смотрела на его надпись. Потом снова склонила голову; в ее рука оказалась сухая веточка из подстилки. С видимым трудом зажав ее между остатками пальцев, женщина провела острым концом по утрамбованной земле на полу: линия… еще линия…
Игар смотрел, вытянув шею. Его проводник опустил пониже факел чтобы было виднее.
Из-под руки, когда-то носившей тонкое колечко с зеленым камушком, а теперь страшной, бесформенной, разложившейся, проступали буквы: Ти… ни… ар…
Не веря своим глазам, Игар ткнул пальцем в выцарапанную на стене надпись:
— Тиар?!
Женщина медленно покачала головой. Заиграли оттенки меди в тусклых длинных волосах; остаток пальца настойчиво указал на имя, выведенное веточкой: Тиниар…
— Прости, — сказал Игар беспомощно.
Стражей было теперь уже пять.
Игар ползком вернулся в свое убежище — широкую щель, поросшую вереском. Сел, уронив руки, и бессмысленно уставился в серо-голубое небо.
Два дня он пил только мутную воду с известкой и жевал только горькие красные ягоды, но не голод мучил его, а безысходность. Такая же, как в глазах у женщины Тиниар, которой не на что теперь надевать колечко.
Скаль, человек с забинтованным страшным лицом, не знал тоски. Игар время от времени слышал его голос — порой уверенный и властный, порой веселый; в обреченном мире обреченный Скаль обладал некоторой властью — наверняка большей, нежели в той, прежней жизни. Здесь всем плевать, нищий ты или вельможа, здесь все равны, но упавший духом умирает дольше и гаже…
А он, Игар? Кем станет в мире Пещеры он сам?..
Два дня он говорил себе, что скоро что-нибудь придумает. Обманывал себя, откладывал на потом — пусть сторожа успокоятся, забудут, заснут… Он вырвется, он уйдет, сумел пробраться и выбраться тоже сумеет…
Теперь, глядя в серо-голубое небо, он понял внезапно, что больше никогда не увидит Илазу. И ничего больше не увидит, кроме этих осыпающихся стенок, неровных дыр в земле и жутких полусгнивших лиц. И что его собственное лицо скоро станет таким же, потому что женщина без кожи, та, что все порывалась его обнять, теперь выследила его убежище и несколько раз уже приходила…