Рабочая группа практически полностью состояла из экономистов, поддерживавших рыночные реформы, таких как Петраков и Явлинский. Рыжкова представляли Абалкин и несколько его коллег. Руководителем группы по предложению Петракова и Явлинского был назначен Станислав Шаталин, опытнейший экономист, который открыто исповедовал социал-демократические идеалы, что шло вразрез с линией партии и мешало его карьере. Однако в 1990 году его взгляды помогли ему получить пост академика-секретаря отделения экономики РАН и место в Президентском совете СССР. Шаталина подводило здоровье, поскольку ранее он потерял одно легкое во время операции, но, по мнению Горбачева, он считал работу над этой программой своим “звездным часом”, поэтому его команда взялась за дело с удвоенной силой[1781].

Однако для Абалкина и его соратников это не означало ничего хорошего. Явлинский с коллегами жили и работали неподалеку от Архангельского, в коттеджах пансионата, оборудованных рабочими кабинетами, переговорными, копировальными машинами и сейфами для секретных документов. Шаталин плохо себя чувствовал и не мог жить с ними, о чем позднее написал: “Атмосфера была прекрасная. Люди с мозгами, с сердцем, с душой, люди, которые действительно беспокоились о том, что происходит, которые понимали свою историческую ответственность за то, что происходит в стране. Они показали невероятный энтузиазм. Я никогда не видел, чтобы люди так работали – максимум пять часов сна”[1782]. Команда Абалкина также была сильно увлечена проектом – настолько, что в знак протеста они отказали группе Явлинского в доступе к необходимым правительственным документам и изолировались в другом подмосковном пансионате близ Николиной Горы. Команды встретились лишь дважды, и оба раза по причине того, что в Москву возвращался Ельцин, который хотел получить свежую информацию о проделанной совместной работе, а точнее, об ее отсутствии[1783].

Группы Шаталина – Явлинского и Рыжкова – Абалкина не могли сойтись в таких вопросах, как скорость проведения реформ и порядок введения элементов рыночной системы в советскую экономику. Программа Шаталина – Явлинского предполагала построение конкурентоспособного рынка при помощи следующих мер: крупномасштабная приватизация, освобождение цен от государственного контроля, интеграция экономики СССР в мировую экономическую систему, передача важных механизмов управления от Москвы республикам. Эти и ряд других радикальных шагов должны были быть завершены в течение пятисот дней. Окончательный вариант плана “500 дней”, который стал известен именно под таким названием, включал в себя подробный график прохождения основных этапов программы. Указанные сроки должны были только стимулировать действие, речь не шла о достижении результатов к заданным датам любой ценой. Как Шаталин заявит позднее, он понимал, что в Союзе сменится несколько поколений, прежде чем будет создана современная экономика[1784]. В то же время программа представляла собой политическое и экономическое подтверждение смерти социализма – он не упоминался ни разу. Однако Горбачев не желал этого признавать. В противовес первой группе команда Рыжкова – Абалкина выступала за менее резкое проведение реформ, опасаясь, что план “500 дней” усугубит кризис в стране, начатый политическими реформами Горбачева, даже если на выполнение этого плана понадобится намного больше времени.

Между тем Горбачев находился в отпуске на своей черноморской вилле в Форосе, но едва ли не каждый день интересовался ходом работы в Архангельском. По воспоминаниям Черняева, президент был полон энтузиазма. “Толя! – говорил. – Начинаем самое главное. Это – уже окончательный прорыв к новому этапу перестройки… Подводим под нее адекватный базис…” “На эту тему он соскальзывал, о чем бы ни шла речь”, – напишет Черняев[1785].

“Такой активности с его стороны я не наблюдал за все время работы с ним, – вспоминает Петраков. – Не было ни одного дня, включая воскресенья, чтобы Горбачев не звонил мне из Фороса”. Иногда Петракову приходилось общаться с президентом по два-три раза в день. Он хотел вникнуть во все детали, читал все посылаемые материалы и возвращал их Петракову испещренные пометками[1786].

По словам Шаталина, Горбачев также звонил ему по пять раз в день (почти точно – преувеличение) и неустанно спрашивал, как продвигается работа. Как минимум единожды Горбачев связался с Абалкиным. А вот Рыжков его вниманием был обделен: “Мне практически не звонил, не интересовался ходом работы, в которой, кажется, должен был быть кровно заинтересован”[1787].

На “отдыхе” Горбачев занимался и другими делами – в частности, пытался написать статью о рынке и социализме, чтобы ответить на обвинения в попытке увести страну от социалистических идеалов. “Надо показать, – говорил он Черняеву, – что речь идет о ‘современном социализме’, способном органично вписаться ‘в цивилизационный процесс’”. Вместе с Черняевым они создали три варианта статьи, однако до конца работу так и не довели. Горбачев также размышлял над новым Союзным договором и рассматривал самые разные идеи. В начале он думал о восстановлении “ленинского понимания федеративности”, после – об “обновленной федерации”, затем – о конфедерации, наконец – о союзе суверенных республик. “Горбачев опять опаздывает”, – жаловался Черняеву Шахназаров, имея в виду, что некоторые республики уже вознамерились покинуть СССР. Внимания Горбачева также потребовало одно важное событие: 2 августа Саддам Хусейн вторгся в Кувейт[1788].

Глава СССР организовал званый ужин 11 августа, на который пригласил отдыхавших в Крыму советских начальников с женами. Казахский лидер Назарбаев хвастался уникальными богатствами, которыми располагает “его государство” и “без которых другие в Союзе не проживут”. От его слов зловеще веяло национализмом. Однако гости произносили соответствующие ситуации тосты, восхваляющие Горбачева и перестройку. Однажды вечером президент позвал Черняева и Примакова на семейный ужин к себе на дачу и откровенно высказался о Ельцине: “Все видят, какой Ельцин прохвост, человек без правил, без морали, вне культуры. Все видят, что он занимается демагогией (Татарии – свободу, Коми – свободу, Башкирии – свободу). А по векселям платить придется Горбачеву. Но ни в одной газете, ни в одной передаче ни слова критики, не говоря уже об осуждении. Ничего даже по поводу его пошлых интервью разным швейцарским и японским газетам, где он ну просто не может без того, чтобы не обхамить Горбачева”. Горбачев также заявил, что не собирается иметь никаких дел с Ельциным как с человеком, но в политике будет искать компромиссы, потому что “без России ничего не сделаешь”.