Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пейзаж был таким четким и реальным, что, где бы она ни была, везде искала его – этот поселок среди скал, этот зелено-синий простор и эту тревожную, закрытую со всех сторон башню.
Но где искать ту башню и тот пейзаж, что приходили во сне, она не знала. И каждый раз, когда в своих снах она приближалась к вожделенному объекту, ее охватывала невероятная тоска, и она просыпалась, так ничего и не узнав.
…Сегодня я впервые уснула на новом месте – если его можно назвать «новым», – в комнате своей бабушки. И во сне снова видела башню на берегу океана. И снова меня мучил вопрос: что скрывают ее высокие стены?..
Проснулась от того, что услышала, как сбоку от меня немного прогнулась кровать. Глаза не открыла. Собрав всю силу воли, просто начала тихо выныривать из сна, чтобы не испугаться, не завизжать, не сделать какое-нибудь неверное движение. А еще боялась увидеть перед собой что-нибудь более невероятное, чем то помещение, где я вчера устраивалась на ночлег.
Я пришла сюда вчера вечером. Сделала вид, что страшно устала после семинара, показала документ (он был воспринят с почтением), подарила гречку и майонез, отдала кассеты. На большее у меня не хватило сил: попросилась сразу лечь, хотя меня приглашали выпить чаю. Я вежливо отказалась. И, опустив глаза долу, направилась в комнату. Боялась, что просто взорвусь то ли истерикой, то ли смехом: все вокруг подтверждало безумную, нереальную, непостижимую мысль: «Я действительно нахожусь в своей старой квартире!»
Честно говоря, пока еще не могла уяснить, как мне относиться к этим людям: они, в своем нынешнем возрасте, были мне совсем незнакомы…
Не знаю, как удалось уснуть, ведь мне казалось, что я не сплю, что даже сквозь закрытые веки вижу старый шкаф, металлические шишечки на кровати, вытертые моими пальцами до тусклой серости, вышивки крестиком на стенах, этажерку с книгами, накрытую плюшевой скатеркой с бахромой, заплетенной (мною же!) в многочисленные косички.
И вот теперь, среди ночи, сбоку от меня тихо прогнулись пружины допотопной кровати…
«Лучше сделать вид, что сплю», – решила я и чуть-чуть открыла веки, уговаривая сердце не биться так бешено.
В свете луны на краю моей кровати сидела девочка! Я вздохнула с облегчением и окончательно проснулась.
Она сидела в ночной рубашке и рассматривала меня.
– Ты почему не спишь? – как можно спокойнее спросила я.
– А я знаю: ты пришла ко мне! – неожиданно сказала девочка.
Я чуть не задохнулась: неужели она догадалась? Но это было невероятно.
– Почему ты так решила? – осторожно спросила я.
– Ты красивая. Как фея. А феи приходят только к детям.
– Такой аргумент нечем крыть, – с облегчением улыбнулась я. – Но должна тебя разочаровать: у меня нет волшебной палочки. И я не умею творить никакие чудеса. А вот ты меня здорово напугала. Разве так можно?
– Нельзя, – согласилась она. – Но я приходила сюда к бабушке и иногда ложилась рядом с ней. Она рассказывала мне сказки. Я люблю эту кровать. А с тех пор, как бабушка умерла, я на ней даже не сидела. Теперь ты здесь – и я не боюсь. Можно я еще немножко посижу?
– Даже не знаю, – засомневалась я. – А если проснутся родители – что они на это скажут? И что скажу им я?
– Они скажут, что нельзя входить в комнату без стука, а ты скажешь, что я постучала и ты разрешила мне войти! – просто объяснила девочка.
– Ну хорошо, только немножко – и пойдешь спать! – согласилась я.
Девочка кивнула и уселась поудобнее, согнув ноги и натянув на них рубашку. Луна четко освещала всю ее фигурку, она смотрела в окно и молчала. Я смотрела на нее, затаив дыхание, боялась даже, что стук сердца нарушит или разрушит этот момент. Мне захотелось дотронуться до нее, проверить, не видение ли это, не фантом ли. Но не могла на это решиться.
– У тебя есть дети? – после паузы спросила девочка.
– Нет.
– Почему?!
Я задумалась. Такие прямые вопросы по этому поводу мне еще никто не задавал. Я всегда старалась избегать этой темы.
– Понимаешь, я боюсь, – сказала я.
– Разве дети страшные?
– Нет, нет. Просто… Там, где я живу… То есть тот мир, в котором я живу… – Я неопределенно кивнула за окно. – Он такой… тревожный, и я боюсь, что не смогу в нем правильно воспитать ребенка.
– Что же тут сложного? – удивилась девочка. – Разве так трудно накормить и отвести в школу?
Мне хотелось перевести разговор на что-нибудь более веселое, и я спросила, кем она хочет стать, когда вырастет.
– Это скучный вопрос, – ответила она. – Все взрослые его задают, когда хотят отвязаться. К тому же ты позавчера сама все сказала за меня. Хочу быть почтальоном.
– Да, – согласилась я. – Это правда неинтересный вопрос. Я его тоже не любила. Но забыла: почему ты решила быть почтальоном? У них такие тяжелые сумки!
– Ну и что? Зато они гуляют сами по себе, заходят в дома и квартиры, видят там разных людей, выдают им пенсии. А их угощают чаем… Им все радуются. А еще можно остановиться на лестнице и почитать, что там написано в письмах.
– Разве можно читать чужие письма?
– Нельзя, – согласилась девочка и упрямо добавила: – Но я бы читала! И плохие бы выбрасывала на помойку. Оставляла бы только хорошие. А еще, – сказала она после паузы, – я бы хотела жить в ведре с чищеными семечками! Я бы сидела в нем и ела семечки прямо оттуда!
– Странно… – сказала я. – Совсем не помню таких желаний!
– Плохо быть взрослым, – сочувственно сказала девочка, – ничего не помнить. Ходить в очках. Быть седым. Без зубов. И умирать.
– И правда, нечему завидовать, – согласилась я.
– Ага, а вот Ярик, глупый, хочет скорее вырасти. Каждый день измеряет себя линейкой, представляешь?! А я говорю, что он ни за что не вырастет!
При упоминании о Ярике сердце мое забилось еще сильнее, я невольно погладила девочку по руке, ощущая ее живое тепло.
– Он обязательно вырастет, – сказала я. – Обязательно.
– А я – нет! – сказала девочка и снова уставилась в окно.
Я вздохнула.
– Тебе пора идти в свою кровать! – напомнила я.
Девочка соскочила на пол. Немного постояла около меня.
– Спокойной ночи…
– Спокойной ночи…
На пороге она оглянулась и спросила:
– А почему ты так странно разговариваешь? Ты больная?
Я растерялась.
Но девочка по своей привычке не дала мне ответить, ответила сама:
– Я знаю, почему ты не хочешь заводить ребенка: боишься, что он вырастет и станет таким, как ты.
И исчезла за дверью.