— Георгий? — переспросила я.

— Да. Попросту говоря, Жорик. Но Шубин зовет его Енот. Это кличка у него такая.

— Ясно. А что он за тип? — я изображала из себя любопытную девчонку.

— Откуда мне знать. Ходит хмурый все время. В основном молчит.

— Сидел?

— Не знаю, — у Венской на многое был такой ответ.

— А он, ну этот Жорик-Енот, ни разу не угрожал дяде Саше?

Людмила даже напугалась:

— Нет. А что, должен был?

— Ты меня спрашиваешь? Я ваших дел вообще не знаю.

К величайшему счастью и облегчению собеседницы, я наконец отставила пустую чашку из-под кофе и поднялась с кресла.

— Ну что, пойдем? — спросила ее.

— Да, конечно, — Людмила вскочила чересчур резво и, дабы мое внимание не заострилось на этом, сказала серьезно: — Я покажу тебе Антона Алябьева.

Мы вышли из кабинета, и Венская заперла дверь на ключ. Пройдя до конца коридора, уткнулись в еще одну лестницу, ведущую на третий этаж.

Венская шла уверенно. Маршрут утреннего осмотра был ей прекрасно известен.

Бригаду врачей из девяти человек во главе с Решетниковым мы застали в двадцать третьей палате. Все палаты в частной клинике, как оказалось, были одноместными, и сейчас Александр Михайлович, стоя у кровати какой-то полной пациентки, сыпал медицинскими терминами направо и налево, а остальные врачи слушали его и молчали.

— Вон тот, — указала мне Венская на одного из докторов. — С щеголеватыми такими усиками. Это и есть доктор Алябьев.

Я сразу поняла, о ком она говорит. Молодой, да еще и с тоненькой, как правильно заметила Люда, щеголеватой ниточкой усов над верхней губой, он был здесь такой один.

— Спасибо, — поблагодарила я медсестру Решетникова.

— Если ты не против, — осторожно заметила она, — я присоединюсь теперь к остальным.

— Разумеется, — благодушно ответила я. — Ты и так уделила мне много времени. Очень благодарна тебе за это.

Ей моя благодарность была ни к чему. Я это сразу поняла по тому, с какой резвостью она покинула меня, чтобы присоединиться к своим товарищам по призванию.

Я осталась стоять у двери, изучая лицо молодого врача. Вид у него был скучающий. Казалось, все, что говорил Решетников, он уже знает с пеленок. Наверняка ежедневные утренние обходы, да еще и под руководством главврача, неимоверно тяготили его.

Наконец я услышала, как Александр Михайлович громко сказал:

— Надеюсь, лечение этой пациентки не вызовет затруднений. Вопросы есть?

Вопросов не оказалось, и Решетников направился к выходу из палаты. Остальные двинулись вслед за ним.

Я встала сбоку, так, чтобы меня не было видно.

Алябьев вышел последним. Я рванула вперед, и мы, естественно, столкнулись с ним.

— Нельзя ли поаккуратнее, — капризно заныла я. — Мало того, что вы толкнули меня, так еще и ногу отдавили.

— Простите, пожалуйста, — виновато пробормотал молодой доктор. — Я не заметил вас.

— Выходит, по-вашему, я такая уж незаметная, да?

— Да нет, — он стушевался еще больше. — Я не то имел в виду.

— А что? — я заглянула ему в глаза.

— Я… — начал было Алябьев, но, внимательно изучив мое лицо, спросил заинтересованно: — А вы кто?

— Дед Пихто, — задорно ответила я.

— Да? — он улыбнулся. — Я раньше ни разу вас не видел. Вы новенькая, да?

Остальные врачи уже скрылись в соседней палате, и мы с Алябьевым остались в коридоре одни.

— А кто вы такой? — Я предпочитала пока не говорить ему о дядюшке Решетникове.

— Меня зовут Антон, — по-прежнему демонстрируя в улыбке зубы, ответил он.

Я чувствовала, что нравлюсь ему.

— Женя.

— Красивое имя. Мне по душе. Но что вы здесь делаете?

Вот зануда. Какая тебе разница? Познакомился, и ладно. Так нет же. Все надо знать. Не люблю дотошных.

— Скажите, Антон, — обратилась я к нему. — У вас есть место, где можно присесть, что ли? Хочу осмотреть свою ногу. Вы так сильно наступили на нее.

— Еще раз простите, — извинился Алябьев.

— «Простите», — передразнила его я. — Вам все равно, а я теперь, может, ходить не смогу.

Делаю вид, что с трудом переступаю с ноги на ногу.

— Давайте я помогу вам, Женя, — он обхватил меня за талию.

Мы двинулись по коридору в сторону, противоположную той, куда ушли врачи. Меня это устраивало.

— Осторожнее, — снова заныла я, сделав два шага. — Не барана же на бойню ведете.

Он рассмеялся и совершенно неожиданно подхватил меня на руки.

— Здесь есть пустой бокс, — сообщил он. — Я отнесу вас туда.

— Спасибо, — я обвила руками его шею.

Бокс оказался очень просторным и комфортабельным. Сюда, наверное, помещают самых элитных пациентов.

Алябьев донес меня до кровати и аккуратно положил.

— Давайте я осмотрю вашу ногу, — предложил он. — Я же врач.

— Ну посмотрите, — закокетничала я.

Он опустился на одно колено и снял туфельку с моей правой ноги. Потрогал. Я немного застонала.

— Перелома точно нет, — улыбнувшись, сказал он.

— Болит, — пожаловалась я.

Он помассировал мне ступню минуты три и спросил:

— Так лучше?

— Вроде да. Если вы еще и поцелуете, то совсем пройдет.

Он смутился.

— Вы хотите, чтобы я поцеловал вам ножку?

— Не надо. Я пошутила.

Он по-прежнему держал в руках мою ступню и смотрел на меня. Я тоже не спешила слезать с кровати. Поколебавшись с минуту, он прикоснулся все-таки губами к моей подошве.

Я засмеялась.

— Щекотно. Что вы делаете?

— Мне показалось, что вы богиня.

Он хотел было поцеловать еще раз, но я отдернула ногу и приняла сидячее положение.

— Спасибо, больше не надо. Уже прошло. Вы просто гений, доктор. Светило современной медицины.

Стоя на одном колене, он по-прежнему не отрывал от меня глаз.

— Обуйте меня, пожалуйста, — попросила я.

— Да-да, конечно, — он вышел из анабиоза и взял в руки туфлю. Надел ее мне на ногу и поднялся наконец с пола.

— Как было бы чудесно, если б все доктора были такими же, как вы, Антон, — сказала я многозначительно.

— Надеюсь, в скором времени так и будет, — изрек он.