Он бы рассмеялся, но не мог этого сделать, пока ее глаза туманились такой грустью.

– Ты все правильно говоришь. Я и сам достаточно осведомлен об аристократических браках.

И действительно, ни один из знакомых ему герцогов, герцогинь или принцев не женился по любви. Дело было лишь в связях, в том, кто кому родня. Герцоги содержали любовниц, а герцогини искали утешения у Деймиена. Жениться ради династических амбиций, для души иметь любовницу – вот неписаный закон аристократического брака.

– Но мы ведь уже влюбились друг в друга, – пробормотал Деймиен. – Наша сказка превратилась в быль.

– А что случится, когда пророчество исполнится? – дрогнувшим голосом спросила Пенелопа. – Мы по-прежнему будем любить друг друга?

Деймиен чуть не стонал от наслаждения, касаясь ее кожи. Кончиками пальцев он еще раз пробежался по ее соскам, всей душой желая почувствовать, как они прижимаются к его груди. Он знал, что она давно готова для него. Оставалось только ее уговорить.

– Надеюсь, что так, любовь моя. Это чувство пришло незваным, но я не хочу, чтобы оно прошло.

Пенелопа повернула голову и заглянула ему в глаза. Ее алые губы оказались прямо напротив его рта. Исходящий от нее аромат лишал Деймиена остатков самообладания.

– Мы полюбили друг друга, потому что так велело пророчество, – заключила она.

– Возможно. – Он поймал пальцами ее сосок и сдавил его. Пенелопа чуть вскрикнула от боли. Деймиен разжал пальцы, но его напряжение возросло. – Значит, ты признаешь, что наша любовь взаимна?

– У меня нет другого объяснения для этих чувств.

Слова Пенелопы были сухими по смыслу, но голос ее дрожал. Дыхание девушки коснулось кожи Деймиена, и кровь его закипела. Еще минута в этой комнате, и он не сможет с собой справиться. Самоконтроль дал обширную трещину.

– Это опасно, – словно бы про себя пробормотал он. – Но я хотел увидеть тебя. Нет, не так. Мне нужно было увидеть тебя.

Прикрыв глаза, Пенелопа прислонилась лбом к щеке Деймиена и наслаждалась прикосновениями его пальцев к ее грудям, которые тяжелыми плодами лежали в его ладонях. Он мог бы стянуть рубашку с плеч Пенелопы и ласкать ее груди, пробуя их на вкус, пока не достигнет удовлетворения.

Деймиен и сам не верил, что настанет день, когда он насытится ею.

– Я не хочу, чтобы ты уходил, – прошептала Пенелопа.

– И я не хочу, – ответил Деймиен и погладил ее по щеке. Серебряное кольцо мягко поблескивало на его пальце. – Но, наверное, надо.

– Нет. – Пенелопа провела горячей ладонью по его бицепсу. – Подожди чуть-чуть. Мне необходимо до тебя дотронуться. Сама не знаю почему. – Ее пальцы отчаянно впивались в его руку.

– А я знаю. Я тоже чувствую эту жажду. – Он улыбнулся, касаясь ее губами. – Думаю, мы с тобой сгорим, Пенелопа.

– Может быть, так и нужно. – Ее руки теперь переместились на плечи Деймиена, потом на шею, дотронулись до мощного горла. Он представил себе, как эти любопытные пальчики исследуют самые сокровенные места его тела, и застонал от резкой боли в паху.

Пенелопа прикоснулась губами к уголку его рта. Всем своим существом она стремилась к познанию. Деймиен просунул руку под ночную сорочку, обнял Пенелопу и страстно поцеловал ее.

Он ощущал, как милая невинность этой девушки сталкивается с первой волной неутоленной женской жажды. Она неумело двигала языком, отвечая на движения его собственного языка. Его сердце бешено колотилось, вожделение все росло, мысли путались.

«Слишком рано, пророчество не сбудется». Слова прозвучали в его мозгу, словно их произнес там кто-то посторонний.

«Почему бы не получить ее? – нашептывал другой, предательский, голос. – Опусти ее на пол, сними халат и возьми прямо сейчас». Они все равно поженятся. Какая разница, когда он ею овладеет, сейчас или позже? Церемония обручения произойдет всего через несколько дней. Зачем ждать?

Деймиену потребовалась вся его железная воля, помогавшая ему выжить в горных лесах Нвенгарии и в одних лохмотьях перебраться в Трансильванские Альпы.

Девушка разочарованно застонала. От этого стона Деймиен чуть не лишился рассудка. Он взял ее ладони и крепко сжал в своих руках.

– Пенелопа, это самое трудное, что я совершал в жизни, но сейчас мы должны остановиться.

Пенелопа смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы. Ее распухшие губы влажно блестели. Она была готова лечь с ним в постель, и постель очень услужливо находилась совсем рядом.

– Я не хочу останавливаться, – прошептала она.

– Я знаю, любовь моя. Но если я сейчас проиграю, если проиграю эту игру…

– Игру? – переспросила Пенелопа.

Резкими толчками Деймиен с усилием втянул в себя воздух. Как-то в Италии он спасался у францисканских монахов, и один из них научил его, как очищать свой разум от мысленных и плотских желаний. Деймиен так и не освоил искусство медитации до той степени, в какой владел им тот монах, но при необходимости умел заставить себя успокоиться.

Покой, который Деймиен обрел в монастыре, теперь ускользал от него, однако особое дыхание позволило ему сосредоточиться на чем-то, кроме тела Пенелопы.

– Я выиграю, – процедил он, стиснув зубы. – Мы оба выиграем.

– Ты думаешь, это пророчество заставляет нас так желать друг друга? – спросила она. – Что это все неестественно?

Деймиен пробежал взглядом по открытой рубашке Пенелопы, по тени от ее грудей.

– Нет, мое желание вполне естественно. Ты такая красивая.

Пенелопа вспыхнула и отчего-то смутилась.

– Ты считаешь меня красивой?

Он взял ее руку и провел языком по кончикам пальцев.

– Твоя красота – это – как вы говорите? – факт, а вовсе не мое мнение.

– Никто никогда не говорил мне ничего подобного.

Она опустила глаза, заслонив их ресницами. Не от девичьей застенчивости, просто Пенелопа была смущена.

В Лондоне молодые леди морили себя голодом, чтобы превратиться в тощие палки. Бледные волосы, бледные лица, бледные губы, бледные руки – таким они видели эталон красоты. Ходячие мраморные статуи, но только в них не было той пышной чувственности, которой обладала настоящая эллинская скульптура.

В Нвенгарии образцом красоты служила необузданность. Черные волосы, голубые глаза, яркий румянец, зрелое, женственное тело. Нвенгарцы были людьми темпераментными. Они жили крайностями: гнев, радость, любовь, страх, возмущение. Не очень спокойная жизнь, но зато им не приходилось прятать свои чувства за пустыми разговорами и условностями.

Если Деймиен увезет Пенелопу в Нвенгарию, вокруг нее будут увиваться толпы мужчин, восхищаясь ею, желая ее. В душе Деймиена поднималась волна собственнического недовольства. Будь он обычным джентльменом, он сразился бы из-за нее в сотне дуэлей. Но он – принц-император, а она станет имперской принцессой. Прикосновение к Пенелопе без разрешения будет караться смертью.