В этот момент Патриция готова была дать голову на отсечение, что Кайтусь опять установил персональный контакт с жертвой и на этот раз успел проинструктировать её должным образом. Раз судья оказался безнадёжен и реформированию не поддавался, надеяться оставалось исключительно на пострадавшую. В конце концов, этот обвинительный приговор, чёрт знает кому так понадобившийся, должен был иметь хоть какие-то юридические основания.

— Боюсь вас огорчить… — Журналистка вновь обращалась только к пани Ванде. — Но я сейчас в полной растерянности. Пока только догадалась, что готовится некое сказочное свинство, скрашенное баснословной глупостью, вполне достойной умственного развития судьи. Что не Его Честь это придумал, ясно. Ему такие взлёты интеллекта недоступны. Кто — не знаю, но у меня странное чувство, что тут пытаются убить сразу двух зайцев, а то и трёх, а следы ведут на самый верх. На чью же это мозоль несчастный Климчак умудрился наступить?! Интересно, на каком уровне заканчивается слабоумие…

— Чьё? — подозрительно поинтересовался супруг пани Ванды, отодвигая стул.

— Высших инстанций, — вежливо объяснила Патриция. — Ведь не успеем оглянуться, как апелляция выбежит из зала суда и, похоже, обе стороны бросятся на неё независимо от результата. Разве не так?

Супруг пани Ванды поспешил опередить апелляцию и выбежал из комнаты, а адвокат Островский тихонько захихикал.

— Одна сторона, моя милая, одна сторона…

Кайтусь пренебрежительно пожал плечами:

— Апелляция ничего им не даст…

Патриция подумала, что такое просто невозможно. Дурацкие показания девиц, по-идиотски, вопреки всем правилам проводимое судебное следствие, старый маразматик за судейским столом… Конечно, придурка в высших сферах найти не проблема, но не такого же! Или всё это дело замешано на связях, а Кайтуся прислали, чтобы он имитировал обвинение и держал на коротком поводке трухлявого птеродактиля…

Она собралась с мыслями и добавила:

— И этот некто наверху очень меня интересует… — замолчала и оглядела присутствующих. Нет, в такое просто не верится. Это было бы слишком глупо и противно. — А ещё мне кажется, что под ногами начинает хлюпать третье дно, — грустно закончила она.

«Третье дно» пани Ванда приветствовала лёгкими, практически беззвучными аплодисментами.

* * *

Перед Высоким Судом предстала Зажицкая.

Она вполне соответствовала образу, созданному показаниями свидетелей и обвиняемого. Очаровательная девушка, сексапильная, невысокая, стройная и изящная. Было в ней что-то от ласки, ну и, разумеется, перебор в одежде и макияже. Она явно решила выглядеть эффектно, вот только не понятно, для кого этот эффект предназначался, не для судьи же с заседателями? Посади по обеим сторонам от судьи два пня в скучных деловых костюмах, никто бы подмены и не заметил. Вероятно, она постаралась на всякий случай — по привычке.

Зал суда понемногу наполнялся. На первом ряду вместе сидели Гонората и уже опрошенная Павловская. За «греческим носом», занимавшим своё прежнее место, перешёптывались какие-то две мамаши, явно допущенные на слушания по родственным основаниям. Чьи это были матери, Патриция понятия не имела.

Только сейчас она вспомнила, что собиралась расспросить о «греческом носе» пани Ванду, и, надо же, совсем из головы вон! Кто он такой и почему тут сидит? Кайтуся спрашивать — дохлый номер, всё равно правды не скажет, а только привязался бы с глупыми намёками, а то и подозрениями, да ещё постарался бы связать интерес Патриции к этому типу с делом об изнасиловании, в рамках которого он бичует всеобщее падение нравов…

Напяль на себя распутная Зажицкая хоть кокошник со страусиными перьями, судью бы это не впечатлило. Обстоятельства её знакомства с подсудимым он оставил в небрежении, сразу перейдя к самому интересному:

— Когда вы вступили с ним в связь?

Зажицкой вопрос не понравился. Заметно было, что она рада была бы отказаться отвечать и чувствовала себя весьма неуютно.

— Ну, недавно, в августе.

Патриция удивилась. В предыдущих показаниях август фигурировал, но создавалось впечатление, что не успел Климчак выйти из ворот тюрьмы, как эта самая Зажицкая тут же к нему в объятия и кинулась. А получается — ничего подобного. Прошло без малого полгода, прежде чем они определились. Интересно, кто проявлял инициативу, а кто сопротивлялся, и как это так произошло, что всего-навсего двухмесячный роман получил такую огласку? У Зажицкой, конечно, муж имелся. Факт, исходя из возраста ребёнка — уже два года замужем… Ерунда, муж и ребёнок не обязаны совпадать по времени… Как бы там ни было, семейное положение вовсе не стало препятствием на пути к Лёлику.

— Вы познакомили Руцкую с Климчаком?

— Да.

— При каких обстоятельствах?

По непонятной пока причине настроена Зажицкая была крайне враждебно. Может, кусала себе локти, что сама же их и познакомила?

— Я точно не помню.

Зато судья помнил. Он тяжко вздохнул и принялся по новой задавать всё те же вопросы, будучи уверен, что получит на них всё те же ответы, потому как лгать тут не имело ни малейшего смысла. Встретились, Зажицкая зашла к Гонорате, Стася ждала у ворот, пошли в кафе…

— А в кафе что было? О чём говорили? Она кокетничала или как?

Свидетельница постаралась припрятать неприязнь и проговорила сухо и слегка обиженно:

— Я бы так не сказала. Болтала по-приятельски.

— Показывала какие-нибудь фотографии?

— Только удостоверение. Сказала, что плохо на том фото получилась.

— Говорила, что она девственница?

— Как-то так выходило.

Равнодушие Зажицкой казалось абсолютно искренним. Тема девственности ей явно надоела. Патриции тоже. А очень может быть, что и судье.

Тот по своему обыкновению сделал скачок во времени:

— А что там случилось с той встречей в Лонцке?

— Они собрались и уговаривали меня, чтобы я тоже поехала. Климчаку нравилась Мельницкая, и он хотел с ней увидеться. Мы договорились встретиться на остановке, но их там уже не было.

— И на чём вы поехали?

— На такси.

— А кто платил?

— Климчак.

«Какая ему, на фиг, разница, кто платил за такси Зажицкой и Климчака? — подумала Патриция. — Какое это имеет касательство к изнасилованию Стаси? Разорился на такси и от расстройства её поимел?!»

Нет, судья спрашивал о чём попало, потому как готовился к следующему вопросу, в который вкралась нотка сомнения:

— Обвиняемый показал, что вы были близки и с целью половых сношений отправились в лес?

Зажицкая немного помолчала:

— Нет, это неправда.

— Тогда зачем ехали?