Как и было договорено, Сёитиро положил цианистый калий отцу в юноми. Но отец задерживался гораздо дольше обычного, и мало-помалу решимость покинула Сёитиро. В пять часов вечера он тщательно вымыл отцовский стакан.

Когда после ужина он помогал сестре подняться к себе на второй этаж, она шепнула ему на ухо:

— Завтра чтоб наверняка.

И брат невозмутимо ответил:

— Ага.

На следующий день было невыносимо жарко. В новостях говорили, что это самый жаркий день нынешнего года. Ветра не было вовсе, и раскаленные улицы были пустынны.

Отец возвратился домой около трех часов дня и лег спать.

Семейство собралось за столом, как всегда, в шесть вечера. На этот раз Сёитиро положил цианистый калий в отцовский хлеб. Он разложил по тарелкам салат и выдал каждому порцию хлеба. Сам же есть не стал — сказал, что в соседнем кинотеатре как раз сейчас должен начаться фильм, который он хочет посмотреть, и спешно ушел.

Отец жадно набросился на еду. В правой руке у него плошка, из которой он прихлебывал суп, в левой — намазанный мисо ломоть хлеба. Он заглатывает ломоть почти целиком. Кикуко, словно нехотя, отщипывает маленькие кусочки от своего ломтя, и неотрывно смотрит на отца.

Глаза Кикуко, в отличие от прозрачных глаз старшего брата и шустрых глаз младшего, глубоки и черны. Они напоминают бездонный омут, таящий в своей глубине водоворот чувств. Когда она неотрывно смотрит в одну точку, ее зрачки начинают болезненно блестеть. Ее глаза словно придают объекту внимания какой-то новый, неизвестный до этого смысл.

— Фу, горько-то как! — неожиданно сказал Кэндзо. И, отпив из стакана немного воды, прополоскал рот. Круглый тазик, в который макают кисточку, чтобы, перед тем как гладить, сбрызнуть водой ткань, стоял поблизости. Отец сплюнул в него воду.

Он не сказал больше ни слова, но Кикуко вдруг посерьезнела и отвела глаза.

Кэндзо резко, как распрямившаяся пружина, вскочил на ноги, зажал рукой рот и, уткнув глаза в пол, двинулся было в сторону прихожей. Но едва успел сделать шаг, как тут же рухнул на татами. Старый дом содрогнулся до последнего оконца, застонал.

Цианистый калий парализовал дыхание Кэндзо, и он умер от удушья.

Сигэдзиро побежал за врачом. Врач пришел и установил причину смерти — прогрессивный паралич. Учитывая, что у Кэндзо был сифилис мозга, такой конец был вполне естественным. Прежде чем бежать за врачом, Сигэдзиро попросил соседей, чтобы они сходили в кинотеатр и позвали Сёитиро. Тот пришел даже раньше врача. Рядом с мертвым отцом, с одинаковой гримасой скорби на лице плакали брат и сестра. Сёитиро попробовал тоже заплакать, и слезы тут же потекли по его щекам. И когда врач наконец появился на пороге их дома, он увидел троих детей, проливающих слезы над бездыханным телом отца.

Кикуко и Сёитиро проводили врача, поставившего такой во всех смыслах счастливый диагноз, до самых дверей и долго смотрели ему вслед. Кикуко стояла рядом с братом. Когда врач скрылся из виду, она уцепилась мизинцем за мизинец брата и с силой потянула вниз. Сёитиро вспомнил то невыразимое темное чувство, которое испытал он несколькими днями раньше, услышав слетевшее с уст сестры: «Как здорово!»

С помощью соседей они начали готовиться к похоронам. Летом из-за жары покойник остается в доме всего на один день, после чего тело выносят.

Перед самым выносом в дом пришел врач из судмедэкспертизы. Он осмотрел тело. Вскрытие показало в желудке покойного цианистый калий. Сёитиро был немедленно арестован.

Полиция начала подозревать неладное после разговора с женой хозяина патинко.

Спальня хозяев патинко почти вплотную, если не считать тонкой разделительной канавки, примыкала к кухне в доме Кэндзо.

В ночь после смерти Кэндзо жена хозяина патинко неожиданно проснулась около трех часов ночи. Спустя несколько секунд она поняла, что ее разбудил звук воды, льющейся у соседей. Было слышно, что за стеной что-то тщательно моют, — вода текла не переставая.

Полицейским не сразу удалось получить от Сёитиро признание.

Но в конце концов он признался, и тогда стало ясно, почему в ту ночь в их доме лилась вода. Когда Сёитиро вернулся домой, он заметил, что у тазика мокрое дно, и это показалось ему подозрительным. Он расспросил брата, и тот рассказал, что отец за несколько мгновений до того, как умереть, выплюнул в тазик воду, которой прополоскал рот. Сёитиро спрятал тазик и поздно ночью, когда утомленные брат и сестра заснули, аккуратно вымыл его.

Сёитиро взял всю вину на себя. Но полиция не смогла обнаружить юноми, который Сёитиро упоминал в своем признании.

Юноми забрала себе Кикуко.

В тот вечер, когда отец умер, Кикуко попросила социального работника — он зашел к ним выразить свои соболезнования, — чтобы завтра ее забрали в больницу. Он ответил на это, что все формальности давно выполнены и Кикуко может лечь в больницу в любой момент. «Но, — добавил он, — может быть, лучше подождать до похорон?» Кикуко объяснила, что в ее состоянии похороны — это лишняя нагрузка и что, если это только возможно, она хотела бы лечь в больницу до отцовских похорон. По рекомендации социального работника на следующий день после смерти Кэндзо за Кикуко приехала машина с медсестрой. Кикуко взяла отцовский юноми с собой в больницу.

Следователь поехал в больницу, которая находилась в Тибе.

Но в больнице он не смог встретиться с Кикуко. Она была в очень тяжелом состоянии, и к ней никого не пускали. После того как ее привезли в больницу, у нее открылось горловое кровотечение.

М е д с е с т р а сходила в палату и принесла следователю искомый юноми — Кикуко держала его рядом с подушкой. Это была та самая М е д с е с т р а, которая привезла девушку в больницу.

Следователь задал ей несколько вопросов.

Вопрос: Когда вы забирали Кикуко из дома, в каком она была состоянии?

Ответ: Честно говоря, в жизни, конечно, всякое бывает, но я первый раз забирала такого тяжелого пациента, да еще и при таких несчастливых обстоятельствах. Это просто семейная трагедия. Мне ее по-человечески жалко. Кацуяма-сан (социальный работник) предупредил заранее, и у нас уже давно было зарезервировано для нее место. Но она все не ложилась и не ложилась в больницу, и мы уже даже решили, что если через пару дней она не ляжет, то будем брать другого пациента. А ведь Кикуко-сан, абсолютно больная, готовила завтраки и обеды на всю семью, представляете?

Вопрос: А как вам показалось психическое состояние девушки? Вы не заметили ничего странного?

Ответ: Ну, помню, я подумала, что она очень ослаблена, но при этом остается веселой и милой девушкой. Я с первого взгляда на пациента могу сказать, справится он с болезнью или нет.

Вопрос: Когда вы выходили из дома и потом, в машине, Кикуко не говорила ничего странного, загадочного?

Ответ: Странного? Кажется, нет. Не помню, чтобы было что-то такое, что показалось бы мне странным. А-а, нет, подождите. Сейчас я кое-что припоминаю. Тот день был очень жарким, а в доме толпилась куча людей, потому что шла подготовка к похоронам. Даже я, случайный человек, чуть не упала в обморок от жары внутри этого дома. Братья и соседи проводили ее до машины. Старший брат плакал. И вот мы поехали. Кикуко-сан долго смотрела через заднее стекло в сторону родного дома. Потом, откинувшись на спинку сиденья, устало закрыла глаза. И снова распахнула их широко-широко…