Я никогда не теряла над собой контроль! Никогда!

— Ромашковый чай, — удивил меня Олаф своим предпочтением и уверенно ткнул в один из шкафчиков. — Там.

— Частенько здесь гостите? — Я усердно входила в роль радушной хозяйки.

К тому же истинная хозяйка даже не думала просыпаться, хотя мои внутренние часы уверенно заявляли, что полдень давно миновал и уже близится время ужина.

— Чаще, чем хотелось бы, — хмыкнул Олаф, устраиваясь на одном из неустойчивых барных стульчиков.

К сожалению, ни дивана, ни нормальных стульев у Виктории не водилось, как и обычного кухонного стола. Их заменяли барная стойка и два высоких крутящихся табурета.

— А мне показалось, вы в хороших отношениях… — вкрадчиво заметила я, успевая делать несколько дел сразу: заваривать чай, сооружать бутерброды из тех изысков, что еще не испортились в холодильнике, и параллельно утилизировать те, что уже подванивали.

— Еще раз выкнешь — поцелую, — ни с того ни с сего перешел на угрозы Олаф, а на мою возмущенно вздернутую бровь ухмыльнулся. — Кисуля, не распушай на загривке шерстку, тебе не идет. — И абсолютно не в тему произнес: — Глянь в шкафчик над мойкой, там обычно хранится запас консервов. Тушенка к чаю будет в самый раз.

Я не могла понять, стоит ли акцентировать внимание на подкате, граничащем с хамством, или сделать вид, что не расслышала, и перейти к сути визита хозяина клуба. Меня очень сильно смущала его реакция на мое безрассудное нападение. Точнее, полное ее отсутствие. И вчерашний инцидент в клубе, когда его атаковала Виктория… Нет, что-то не сходилось. Либо он безумен, либо настолько уверен в себе и своих силах, что бездействует намеренно.

Но как это выяснить? Вот не любила я подобные загадки, хоть убей!

Бутерброды из овсяных хлебцев, буженины, оливок и петрушки, поданные к разогретой в микроволновке тушенке, мы ели молча. Я с подозрением посматривала на Олафа, уплетающего угощение так, словно он последний раз ел дня три назад. При этом мой взгляд то и дело натыкался на рану, и я мысленно морщилась, кляня себя последними словами. И вроде не так много выпила вчера, но что-то определенно пошло не так.

А может, просто меня еще ни разу за эти пять лет не будили посторонние, вот я и не сообразила сразу, что это не враг.

Да, точно.

— Так что там насчет алкашни? — невинно поинтересовалась я, когда чай подошел к концу, как и остальное угощение.

При этом я умудрилась избежать прямого обращения, решив придерживаться подобной тактики как можно дольше. Почему бы и нет? И не послушалась, и повода не даю.

— Где вчера были и куда умудрились вляпаться? — посуровел Олаф, тоже отставляя кружку в сторону. — Почему мне звонят из ментуры?

— Откуда?

Мне не пришлось играть и притворяться — я удивилась абсолютно искренне. Вот только Олаф не поверил. Раздраженно качнул головой, выудил из кармана мобильник и, понажимав кнопки, выставил его передо мной на вытянутой руке. А там…

Прикусив губу, я с досадой смотрела одно довольно любопытное видео. Плохого качества, с прыгающей картинкой, ужасным звуком, но, несмотря на все это, на нем без труда можно было опознать не только Викторию, без устали измывающуюся над братьями нашими меньшими, орлами, но и меня. Бьющую редко, но метко.

Досмотрела до конца, печально выдохнула, подняла вопросительный взгляд на Олафа и спокойно поинтересовалась:

— Я так понимаю, это не впервые, когда Виктория попадает на камеры?

Олаф недовольно сузил глаза. Судя по реакции, он ожидал от меня совсем иного. Но что поделать, я не собиралась становиться крайней и уж тем более ехать в местное отделение полиции и писать объяснительную. Уверена, раз Олаф здесь, а под окнами не завывают полицейские сирены, то вопрос можно решить иным путем. Каким бы он ни был.

— Раньше она попадала на них одна, — раздраженно выдал викинг, когда я, окончательно испортив воспитательный момент, вместо оправданий налила себе вторую чашку чая. А когда с наслаждением отхлебнула, глухо прорычал: — Спелись? Мало мне было одной буйной алкоголички, так теперь их две?!

— Ну подумаешь, развлеклись немного… — Я небрежно пожала плечами, не находя в произошедшем особого криминала. — Клуб цел, трупов нет. — Подумала и на всякий случай уточнила: — Нет ведь?

— Нет, — рыкнул Олаф и подался вперед. — Какого йотуна, кисуля?!

— Мм? — Я вопросительно приподняла бровь, категорически отказываясь пугаться и каяться. И с невинностью истинной глупышки поинтересовалась: — А йотуны — это кто?

— Великаны Йотунхейма,[3] — раздраженно буркнул Олаф.

— А Йотунхейм… — мигом подхватила я, изображая повышенное внимание.

— Как насчет полноценного ужина? — внезапно повеселел Олаф, словно шкала его терпения была иной, чем у большинства людей. Вместо постепенного закипания и взрыва на ней шли отметки «сброс» и «надо ее трахнуть во что бы то ни стало». — А за завтраком, так и быть — расскажу.

Попытка достичь желаемой цели польстила, но не прошло еще и суток с нашего знакомства, так что я лишь фыркнула и насмешливо отказалась.

— Нет-нет, не стоит тратить на меня столько времени. Мне ведь может и понравиться… А я женщина странных принципов — не люблю делить свое с кем-либо еще.

— Хорошее качество, — размеренно кивнул Олаф, зачем-то потрогав рану на шее, но при этом не прерывая зрительного контакта. — Как насчет хозяйственности?

— В смысле?

— Люблю вкусно поесть, — ухмыльнулся потомок валькирии. — И когда в жилище чисто. У меня, кстати, дом. Двухэтажный. Девятикомнатный. С бассейном…

Развитие данной темы не обещало ничего хорошего. Так мы могли договориться и до брачных клятв, причем исключительно из вредности, но ни мне, ни ему этого не надо было в принципе, так что я приняла мудрое решение и заявила:

— А мне, кстати, пора!

Вот тут Олаф оплошал. Не сумел спрятать эмоции обиды и разочарования, а затем и досады, когда понял, что я все увидела. На мгновение захотелось поддаться, но я мигом себя одернула и все с той же доброжелательной улыбкой продолжила:

— Зато Виктория никуда не уходит, и, если не страшно, то можно попытаться почитать нотации ей. А я на днях зайду в клуб поговорить о предстоящем сотрудничестве… Кстати, когда будет удобнее?

— В пятницу, — рокочуще молвил викинг, когда сумел справиться с недовольством, и его глаза загадочно блеснули. — И не в цоколь, а наверх. Скажешь на входе, что ко мне, и тебя проводят.

Мысленно поражаясь выдержке Олафа, внешне я тоже была сама сдержанность. Поэтому лишь легонько кивнула и, не став убирать за собой посуду, чтобы не давать лишнего повода заподозрить меня в хозяйственности, прошла в прихожую. В два счета надела туфли, неопределенно помахала пальчиками, прощаясь, и выскользнула за дверь.