Киллиан действительно был хорошим слушателем. По словам Шона, это было самое яркое достоинство приятеля. А в Ирландии еще и достаточно редкое.

Сидевшие через два стола от Коултера его телохранители старались быть как можно более незаметными, но Киллиан их вычислил сразу же. Китайцы. Трое парней. Маленькая сплоченная группа. Не большого ума, конечно, зато с отлично накачанными мускулами.

Они пристально наблюдали за ним, и, когда Киллиан прикоснулся к руке Ричарда, один из телохранителей угрожающе оскалился. Но позже телохранители расслабились: в ресторане полно посетителей, обслуживание — безупречное, еда — выше всяких похвал.

— До того как здесь высадились португальцы и назвали поселение «Макао», оно называлось Зеркало Устрицы или Зеркальное Море, — пояснил Коултер. — Это дар океана, и сейчас это особенно верно, учитывая, сколько тут всего понастроено на отвоеванной у моря земле.

— Согласен, — откликнулся Киллиан.

Он сидел на одном из лучших мест в зале и наблюдал в окно, как Южно-Китайское море, утонувшее в темноте, изредка озаряют прожекторами контейнеровозы, проплывающие мимо подобно огромным светящимся обитателям морских глубин.

Киллиан взглянул на Ричарда и Хелен. Они держались за руки под столом, как дети. Казалось, Хелен искренне любит Коултера и он отвечает ей взаимностью.

Киллиан вслушался в рассказ Коултера и каждый раз смеялся именно тогда, когда смеялась Хелен.

Коултер всячески принижал свои достижения, шутил, но за шутками отчетливо прослеживался все тот же образ фермерского мальчика, воспитанного в пресвитерианской вере, работающего от зари до зари. Он никогда не упоминал о том, что же помогло ему в семидесятые стать тем, кем он является сейчас; по его словам, он просто оказался в нужное время и в нужном месте и сумел каким-то образом верно распорядиться своей удачей.

Большинство богатых людей предпочитает не выдавать своих тайн и все успехи списывать на удачу, а не на свой труд. Впрочем, Киллиана не интересовал «путь наверх», да сейчас это было и неважно.

Они выпили уже две с половиной бутылки дорогого вина, и у Киллиана шумело в голове. Он попрощался. На выходе из туалета он столкнулся с одним из телохранителей, которому случайно понадобилось облегчиться в то же самое время, либо, что более вероятно, китаец собирался разобраться с ним.

Киллиан «позаимствовал» бумажник телохранителя и, припомнив план маршрута к одному из президентских сьютов, который сообщил ему Коултер, пересчитал купюры, на которых было слишком много нулей.

Кому-то из уборщиц завтра ну очень крупно повезет с чаевыми…

Киллиан приложил к двери карту-ключ и вошел в номер.

На полу лежал большой серый конверт. В нем была подборка документов о Рейчел Коултер и записка от Тома Эйкела, еще раз приносившего извинения за то, что ему так и не удалось еще раз встретиться и не спеша поговорить с Киллианом.

— Да и черт с ним! — прошептал Киллиан.

— С кем это ты разговариваешь? — раздался женский голос.

Киллиан вздрогнул, но это была всего лишь Пегги, девушка из бара. Она сидела в кожаном кресле, уплетая за обе щеки жареные ребрышки и переключая каналы телевизора.

— Что ты тут делаешь? — изумленно спросил он.

Она встала, подошла к нему и поцеловала в щеку. Он нее пахло шампанским.

— Один милый ирландец сказал мне, что ты «чрезвычайно занят», но если я желаю, то к моим услугам вертолет, который доставит меня к тебе. Что оставалось делать девушке? Как я могла отказаться от такого заманчивого предложения?

— Запросто. Всё, включая меня самого, могло быть подставой, ты могла быть сейчас на пути в какой-нибудь ближневосточный сераль.

Пегги икнула, опять чмокнула Киллиана и спросила:

— А что такое «сераль»? — Получив в ответ улыбку, она потянула его за руку. — Пошли, на балконе джакузи.

— На балконе?!

— Угу.

Балкон…

Еще один потрясающий кадр из «Бегущего по лезвию бритвы». Отели-казино. Неоновые вывески. Ночные клубы. Торговые центры. Вертолеты. Да, Коултер прав: американские деньги сейчас принадлежат Китаю и большая их часть спускается в рулетку, покер, маджонг и не покидает границ этого псевдогосударства.

Джакузи оказалось великолепным. Пегги переоделась в бикини. Где она его раздобыла?

— Откуда ты? — спросил Киллиан.

— Из Канзаса, а ты?

— Из Белфаста.

— Это в Ирландии, да?

— Верно.

— А зовут тебя Киллиан.

— У тебя хорошая память.

Она прижалась к нему.

— Ты мне кого-то напоминаешь, — промурлыкала Пегги.

— О боже, только не говори, что я похож на твоего отца, я не настолько древний.

— Может, пойдем в ресторан? — захихикала Пегги.

— Надеюсь, это шутка?

— Тогда в бар на крыше.

«Вечная проблема с этой молодежью. Им всем надо куда-то идти, двигаться…» — подумал Киллиан и вздохнул:

— Ну пошли.

Бар на крыше: из музыкального автомата доносится тихая мелодия, приглушенная неоновая подсветка, несколько человек пьют неразбавленное виски.

— Мне мартини, пожалуйста, — обратилась Пегги к бармену-кантонцу.

— То же самое, — добавил Киллиан.

Они были очень легко одеты: на ней — форменная рубашка-поло, он — в брюках и футболке. Волосы у обоих еще не высохли после джакузи. Пегги выпила мартини и толкнула бокал так, чтобы он заскользил по стойке к бармену. Тот перехватил ее взгляд, она кивнула, и бармен начал колдовать над новой порцией.

— Пойдем-ка в кабинку, — предложила она.

Киллиан последовал за ней. Остановился, ожидая, когда она сядет. Вместо этого она толкнула его на сиденье и устроилась у него на коленях. Поцеловала, села рядом и залезла в его карман за сигаретами.

— Киллиан, а что ты тут делаешь? — игриво спросила она.

— Был на собеседовании у мистера Коултера по поводу работы.

— Ну и как?

— Он готов взять меня, но я еще раздумываю.

— Он богатый человек, тебе стоило бы согласиться.

— Видимо, так и сделаю.

Они выпили еще. Протрезвевший было после джакузи, Киллиан вновь почувствовал опьянение. Пегги придвинулась к нему ближе, задрала его футболку и просунула руку под пояс брюк. Почувствовала, как напрягается его член. Поцеловала Киллиана в губы. Его колено оказалось между ее бедер, и он ощутил влагу желания.

— Эй вы, марш отсюда! — выкрикнул бармен.

Они вернулись в номер, сорвали друг с друга одежду, яростно целовались, занимались любовью и кончили одновременно. И в этот краткий миг, на долю секунды, буквально в течение одного удара сердца жизнь была прекрасна.