Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хлестаков только разводит руками:
— Да кто его знает… Я уже десять раз пытался связаться с Гагером — бестолку, не отвечает! Сейчас снова попробую.
Улыбаюсь про себя, разваливаясь в кресле и делая ещё один глоток вина. Пусть связываются. Пусть гадают.
Настя как раз возвращается из комнаты — в полупрозрачном бежевом наряде, лёгком, будто сотканном из тумана.
Пока она подходит ближе, садится вплотную ко мне и мы пьем винишко, я краем сознания наблюдаю за боярами. Хлестаков суетится, шуршит артефактом связи, бормочет что-то себе под нос, в который раз пытается дозвониться. Глухо.
Ну давай, звони, звони… Только толку ноль. Гагер сейчас явно занят. Конечно, глупо верить, будто лорда-дроу прихлопнул гигант-гуль. Но дел у него теперь хватает.
Я не спешу наказывать Хлестакова с Шереметьевым. Рано. Пусть пока побегают, попытаются, повозмущаются. Просто факт, что они там строчат вызовы на артефакт, — доказательство слабое. Для Охранки нужны будут факты покрепче. Хоть тот же разговор с Гагером, например. Пока же пусть поживут. Недолго.
Связь обрывается, Хлестаков с досадой откладывает артефакт. Шереметьев ворчит что-то злое, размашисто машет руками, явно нарывается на инсульт, а потом встаёт и уходит, бурча себе под нос ругательства вперемешку с угрозами.
Хлестаков остаётся один. Постукивает пальцем по столу, потом вдруг оживляется, подзывает по рации фигуристую наложницу, лениво кивая в сторону вина:
— Ну что стоишь? Давай, развлекай меня, дура!
О. Вот сейчас, Радий Степанович, тебя и развлечём.
Ломтик, как всегда, срабатывает безупречно. Тень скользит вдоль пола, подбирается к боярскому бокалу, и незаметно капает туда снадобье от Лакомки. Смотрю, как Хлестаков наливает себе, наливает девице, с ленцой откидывается назад, делает глоток.
Не проходит и пары секунд, как он внезапно сгибается пополам, глаза вылазят из орбит, руки цепляются за живот.
— Ох ты ж… что это… прихватило⁈
Ого, пошло.
Со скрипом отъезжает стул, с грохотом падает салфетница, наложница в испуге отскакивает в сторону, а Хлестаков уже несётся мимо неё, не разбирая дороги, подвывая, как раненый тюлень. Туалет хлопает дверью так, что с полок сыплется пыль. И всё. Можно считать, минус один активный заговорщик на ближайшую ночь.
Снадобье-то легендарное. Когда-то оно варилось как лекарство от запоров. Ну, знаете, из серии «мягкое очищение, всё по щадящим технологиям». Только вот в итоге оказалось настолько убойным, что сносит вообще всё, включая гордость Мастеров.
Я в этот момент целиком возвращаюсь к реальности.
Настя кладет голову мне на плечо.
— Ну как там твои дела, супруг? — улыбается она.
— Все планы идут по графику, — усмехаюсь, притягивая её за талию.
Наливаю нам по бокалу, чокаемся, касаемся губами вина, потом друг друга.
И ночь у нас впереди такая горячая, что никакой рейд по гулевым логовам рядом не стоял.
* * *
Ставка Хлестаковых, Междуречье
Ночь выдалась адской. Нет, хуже — апокалиптической. Хлестаков просидел на штабном унитазе до самого утра, сгорбившись, корчась от боли, издавая такие звуки, какие, казалось, не способны вырваться из человеческого тела. Стоны, хрипы, всхлипы и глухие проклятия вперемешку с обречённым бормотанием — всё это эхом разносилось по всему штабу.
Целители суетились возле дверей, подсовывая то настойки, то порошки, то амулеты, уверяя, что «вот это точно поможет». Но с каждым глотком становилось только хуже. Казалось, будто зелья соревнуются, кто быстрее отправит боярина в могилу.
Со временем даже самые бодрые лекарские морды поникли. Переглядывались угрюмо, переговаривались шёпотом. Один из старших тихо буркнул другому:
— Магией держим, а то бы давно скончался.
И вправду — только искусная подпитка поддерживала жизнь в теле Хлестакова, пока всё остальное из этого тела пыталось сбежать.
К утру, окончательно выжатый, белый как мел, он с трудом захлопнул крышку унитаза, прислонился спиной к стене и осел прямо на пол. Грудь ходила ходуном, каждое дыхание отдавалось болью.
— Что-то… не то… — прохрипел он, облизнув пересохшие губы.
Попытался подняться. Не тут-то было. Пол покачнулся под ногами, стены расползлись в серую размытую кашу.
— Кто выключил свет⁈ — вдруг выкрикнул Хлестаков, вываливаясь в коридор, хватаясь за стену и хлопая глазами.
В коридоре застыли несколько приближённых. Те, кто не сбежал за ночь. Один из Целителей аккуратно подошёл, склонился и осторожно проговорил:
— Господин боярин… Похоже… у вас началась куриная слепота. Полное истощение организма.
Глава 9
Утро встречает меня редким состоянием — полным и абсолютным довольством жизнью. Ночь удалась на славу, и даже Ломтик, который пару раз будил меня своими донесениями, лишь добавлял веселья.
Каждый раз всё было по одной схеме: Ломтик тихонько шепчет в сознании, что Целители снова пытаются спасти Хлестакова очередным настоем, а я, едва разлепляя глаза, лениво командую:
— Малой, подбрось туда ещё капельку… Ты знаешь чего.
И Ломтик знал. Аккуратно, с ювелирной точностью, добавлял в зелья то самое диарейное снадобье от Лакомки, не давая эффекту закрепиться. Целители суетились, меняли настои, делали сыворотки, лепили компрессы — а толку? Только хуже делали. Конечно, вылечили бы, не будь им каждый час подарочка в чай. Но бывает. Не я написал правила войны, в которой все средства хороши.
Потягиваюсь, блаженно раскинувшись на кровати, оглядываю сруб. Тепло, уютно, из кухни доносится аромат кофе. Настя там уже вовсю хлопочет — настоящая хозяйка, хоть и признавалась, что не любительница кулинарных подвигов.
— Ну что, поедем завтракать в усадьбу? — спрашиваю, садясь на кровати и наблюдая, как она ловко разливает кофе по кружкам и расставляет пару бутербродов с маслом и икрой.
— Конечно! — весело откликается Настя. — Не буду скрывать, вкусная готовка — это точно не мой конёк.
Усмехаюсь:
— Ты ведь боевая оборотница, — уминаю бутерброд. — Кухня — не твой фронт. Для этого есть повара. Но икра, между прочим, отличная.
— Передам сёмге, — хихикает она, поправляя прядь волос за ухо.
Через полчаса снова вызываем санный кортеж от Светки. Волкомедведи бодро тянут нас по заснеженной дороге, снег искрится, воздух чистый, бодрящий.
В усадьбе еще почти все спят после бала. В столовой за большим столом сидят только трое: Гришка, сестра Катя и Гепара. В углу, прислонившись к стене, молча потягивает какао Феанор. Глазеет на Гепару пристально, с каким-то задумчивым выражением, будто взвешивает то ли чувства, то ли планы. Гепара на взгляды, похоже, не реагирует, продолжая резать хлеб, как ни в чём не бывало.
Гришка, заметив нас, кивает, прихлёбывая чай:
— Я тут у вас задержался, переночевал в гостевой комнате. Ты не