— Ба, нашего друга! — Людовик пожал плечами, а маркиза Помпадур презрительно рассмеялась.

— О, в таком случае прошу прощения, — покорно сказал милорд. — Я думал… Прошу ваше величество продолжать.

— Карл Эдуард Стюарт никогда не был нашим другом, — решительно произнес король. — Обратите внимание на то волнение, которое он вызвал вокруг нас. До настоящего времени у нас с Англией были бы полный мир и согласие, если бы не этот проклятый авантюрист и его притязания; но теперь, когда он потерпел полное поражение…

— Понимаю, — сказал со вздохом сочувствия Эглинтон. — Конечно, вашему величеству теперь уже неудобно: данное вами торжественное обещание…

— Ба, милейший, нечего болтать об обещаниях, — с раздражением перебил его король. — Я ровно ничего не обещал Карлу Эдуарду, и молодой безумец прекрасно это знает.

— Не будем думать о нем; это только волнует ваше величество.

— Да, волнует, очень волнует. До сих пор даже враги считали Людовика добрым человеком.

— О, у вашего величества золотое сердце. Может быть, мы перейдем к дамам?

— Милорд, — резко сказал король, крепко сжав руку Эглинтона, — мы не должны допустить этого юного безумца нарушать дольше внешнюю политику Франции. Герцог Кумберлэндский, наш личный враг на поле брани, доказал, что Англия доверяет чести Франции даже во время военных действий; но он требует доказательства.

— Конечно, мы должны дать это доказательство, ваше величество; принц Карл Эдуард Стюарт…

— Вот именно, милорд, — спокойно сказал Людовик, — это и есть то доказательство, которого Англия от нас желает.

— Боюсь, что я не совсем понимаю, — сказал немного озадаченный лорд Эглинтон. — Говоря правду, я ведь очень плохо соображаю, а вот моя жена, может быть…

У короля вырвалось резкое восклицание нетерпения; но тут вмешалась мадам Помпадур и заговорила голосом, которому она со свойственным ей уменьем постаралась придать почти ласковое выражение, и ее нежные пальчики легли на руку контролера.

— Это все очень просто, милорд, — прошептала она так же таинственно, как это делал король. — Этот Карл Эдуард Стюарт, — вечное мучение для Англии. Его светлость герцог Кум-берлэндский был обвинен в ненужной жестокости, так как принужден был принять строгие меры для подавления такого рода восстаний; очаг этих восстаний — Шотландия, благодаря постоянному пребыванию там молодого претендента. Легкое возмущение он разжигает до степени пожара; он возбуждает страсти и создает ложно направленный энтузиазм, ведущий к бесконечным для всех тревогам.

Когда она умолкла, задыхаясь от волнения, пристально глядя на короля своими голубыми, цвета незабудки, глазами, «маленький англичанин» сказал:

— Как превосходно вы рассказываете, маркиза! Клянусь, я никогда не слыхал такого безукоризненного красноречия.

— Дело не в красноречии маркизы, — нетерпеливо перебил король, — хотя она изложила этот вопрос удивительно ясно. Герцог Кумберлэндский обратился к нашей чести. Хотя мы и воюем с Англией, но мы не питаем никаких враждебных чувств к ее царствующему дому и вовсе не желаем, чтобы из-за молодого безусого авантюриста с головы короля Георга слетела корона, тем более, что Карл Эдуард имеет столько же прав на английский престол, сколько вы, милорд, имеете прав на корону Франции.

— И его светлость герцог Кумберлэндский просил помощи у его величества, — прибавила мадам Помпадур.

— Как странно! Принц Карл Эдуард также просил помощи его величества.

— Герцог Кумберлэндский хочет овладеть самим претендентом, — продолжала Помпадур, не обращая внимания на это заявление, — чтобы он больше не мог возбуждать энтузиастов к восстанию и перестал вовлекать Шотландию и Англию в ужасы междоусобной войны.

— Его высочество, мне кажется, просит немногого, — с расстановкой произнес лорд Эглинтон.

— И Англия всегда готова заплатить за исполнение ее требований.

— Также и в этом случае? — спросил министр.

— Его высочество герцог Кумберлэндский предложил передать нам из рук в руки пятнадцать миллионов ливров за выдачу претендента, — сразу решившись, сказал король, в упор глядя в лицо контролера.

— А, из рук в руки!

Людовик и маркиза Помпадур с облегчением вздохнули. Эглинтон совершенно спокойно выслушал объяснение. Он вовсе не был поражен, и его доброе лицо не выразило ничего, кроме легкого удивления, весьма естественного при данных обстоятельствах; голос же его, ровный и чистый, как всегда, ни на йоту не повысился.

— Из рук в руки! — повторял он, качая головой, как будто стараясь вникнуть в смысл этой фразы.

Какое необыкновенное счастье! Милорд не сделал ни малейшего возражения! Даже досадно, что было потрачено столько напряжения мысли, беспокойства и красноречия, когда все совершилось так легко и просто! Мадам Помпадур сделала своему царственному покровителю ободряющий знак. Сколько значения было во взгляде, сопровождавшем это движение!

«Он принял это сообщение с легким сердцем, — казалось, говорил этот взгляд, — и считает это вполне естественным. Так как мы не знаем, где находится принц, нам пока необходима помощь милорда, который один может нам открыть его местопребывание, а также передать нам условный знак, по которому Карл Эдуард доверчиво попадет в подставленную ему ловушку. Он-то считает, что все это очень просто, и нам совсем ни к чему давать ему, как мы сперва хотели, такую крупную долю из наших миллионов».

Все это и еще больше можно было прочесть во взгляде мадам Помпадур, устремленном на «обожаемого» Людовика; прежде чем продолжать разговор, он также кивнул ей в ответ, а затем произнес уже более спокойным и деловым тоном: