– Как забыть, это моя первая кража была.

– Знаешь, а я до сих пор его вкус помню. С прослойками мяса оно было. Соленое… А я ведь к тебе, Большак, не просто так пришел, а за советом. Спросить хотел, может, посоветуешь что…

– Валяй, выкладывай!

– Как далее жить?

Василий Хрипунов посмотрел на Петешева, как если бы проверял, тот ли он самый Петр, с которым не виделся долгих четыре года. Видно сделав для себя какой-то вывод, он неторопливо поднялся – старенький диван плаксиво заскрипел и обиженно умолк. Хрипунов подошел к старинному пузатому комоду и потянул на себя нижний ящик, бесшумно выдвинувшийся. Пошарил ладонью на самом дне и достал нечто плоское, бережно завернутое в белую промасленную холщовую тряпицу. Затем осторожно развернул лоскуты, и Петешев увидел пистолет с небольшим наклоном рукояти.

– Как тебе эта игрушка?

– Вальтер! – ахнул Петешев.

– Он самый. Трофейный. Привез с фронта.

– Тебя разве не обыскивали?

– Может, кого-то и проверяли, а вот меня нет. Видно, я ментам доверие внушаю, – широко заулыбался Большак. – А вообще там столько фронтовиков ехало, что всех и не обыщешь! Было бы желание, так можно и пулемет провезти!

Красивая изящная игрушка притягивала взгляд.

– Дай глянуть, – попросил Петешев.

– Понравилась игрушка? – спросил Хрипунов, протягивая Петру пистолет.

– Такая вещица не может не понравиться. – Ладонь Петешева обхватила рукоять пистолета. – В моей ладони как влитой! Даже выпускать неохота. Прицеливаться очень удобно.

Пистолет, выпущенный десять лет назад, не выглядел старым. Вполне современное оружие. Ни один из пистолетов не обладал столь высокой точностью стрельбы и большой мощностью и был при этом таким компактным.

– За бесценок взял. Повезло! Мне тут еще тесть обещал наган подогнать. Говорит, что у его фронтового кореша где-то лежит в загашнике… В общем, так – считай, что для тебя старается. Наган твой будет!

– Годится! – Петешев вернул приятелю пистолет.

– И вот еще что… Я тут на Ягодной один богатенький дом присмотрел с террасой, несколько дней его уже пасу. Там бабка одна старая живет и квартирант ее. Окна в квартире невысокие, на наше счастье, всю обстановку в комнатах видно! Барахла там всякого полным-полно. На рынке сейчас за цивильную одежду хорошо платят. Думаю, что у бабки и золотишко отыщется со сверкальцами. После войны цена на золото будет расти, и нам бы не помешало впрок рыжьем запастись. Со мной пойдешь? – напрямую спросил Василий, буравя Петешева жестким взглядом. Его правый глаз медленно пополз в самый угол, к узкой переносице. Большак словно спрашивал: «А может быть, это уже не тот Петр, которого я знал прежде? Четыре года разлуки по нынешним временам срок немаленький. Нынешняя пора быстро меняет людей: кто прежде был твоим другом, вдруг становится врагом, а кто был просто знакомым, вдруг делается ближе родного брата».

Петр Петешев осознавал, что сейчас он проходит важное испытание и от того, как он ответит, зависит его дальнейшая судьба. Выдержав пристальный взор, он безразлично пожал плечом и согласился:

– Я с тобой, Большак. Как всегда! В народе говорят, старый друг дороже двух новых.

Хрипунов не сумел скрыть испытанного им чувства облегчения – тонкие губы растянулись в довольной улыбке:

– Я знал, Петро, что не ошибся в тебе.

– И как ты планируешь провернуть это дело? Уже продумал?

– Не без того. Выдавливаем раму на террасе. Пролезаем внутрь, затем проходим в зал и собираем все барахло.

– А где будут хозяева?

– В зале их нет, обычно они спят в соседней комнате. Потом так же через террасу уходим обратно. Мешок для барахла не забудь взять.

– Не забуду. А ежели что не так пойдет… Тогда с краской?[4]

– Мы же мирные люди, – усмехнулся Хрипунов, – в краске не пачкаемся.

– Тогда до вечера!

Глава 8

Вернемся и порежем!

В июле вечерние сумерки непродолжительные. Еще какой-то час назад был день, радовавший взор разноцветьем; через кроны пробивался солнечный свет, а прохожие безжалостно топтали на асфальте расплывающиеся солнечные пятна. А потом как-то разом все посерело и померкло, строения окунулись в глубокую тень, а вскоре все вокруг залило чернотой, будто бы кто-то неведомый накрыл город плотным непрозрачным куполом.

Хрипунов и Петешев подошли к трехэтажному кирпичному особняку старинной постройки, когда во всех окнах уже погасили свет. На улицах ни души. Укрывшись в плотной темени, они сели на лавочке.

Строение, утопая в ночи, напоминало небольшую возвышенность, очерченную строгими прямыми линиями. Вдруг одно из окон на первом этаже вспыхнуло желтоватым тусклым светом, вырвав из темноты невысокий плетень с гибкими длинными прутьями и отбросив длинную тень на дорогу.

– Не спят! – выругался Хрипунов. – Неделю уже сюда прихожу. Специально смотрел, когда они спать ложатся. В десять часов уже в койке! А сейчас будто бы специально не спят, словно что-то почуяли.

– А может, так оно и есть… Не нравится мне такое начало. Давай в следующий раз подойдем, – осторожно предложил Петешев, стараясь вместе с сомнениями не выдать страха, затрудняющего дыхание. После непродолжительной паузы продолжил, придавая голосу как можно больше твердости: – Тогда уже наверняка! Сам же знаешь, если в самом начале не поперло, так лучше переждать. А то фарт можно спугнуть!

Внимательно посмотрев на Петешева, Большак неодобрительно покачал головой, после чего изрек:

– Помнится, раньше ты был менее суеверным. Если решили идти, то нужно так и сделать. А вот если вернемся, тогда точно нам фарта не будет. Рама там хлипенькая, я смотрел. Гвозди тонкие. На раз выдавим. Хотя можешь и в обратку, тебя никто не неволит.

– Я с тобой, Большак!

– Ну смотри…

Ждать пришлось недолго. Скоро свет в окне погас, утопив в темноте фасад дома с насаждениями перед ним и невысокий плетень, ровной линией тянувшийся до середины здания.

– Подождем еще с полчаса для верности, а потом приступим.

Курили, перебрасываясь лишь редкими фразами. Уже обо всем переговорили, и добавить к сказанному было нечего. Тишина вокруг представлялась настолько глубокой, что казалось, будто бы и за сотню верст вокруг они пребывали в одиночестве. Наконец Большак посмотрел на часы, осветив циферблат вспыхнувшей спичкой, и произнес:

– Все, пора! Погнали!

Подступили к дому, подле которого росла вишня. Перешагнули низкий палисадник, осмотрелись. Хрипунов подошел к террасе и, стараясь не шуметь, надавил на раму обеими руками. Скрипнув, она поддалась.

– Чуть не сорвалась, зараза, – прошептал он в самое ухо Петешеву. – На, держи, – протянул он выдавленную раму. – Поставь у стены так, чтобы она не грохнулась.

Петр взял оконную раму и бережно поставил ее поодаль.

– А теперь давай за