Пришло время нам обзавестись чертовыми семейными узами.

Я знаю, жизнь отвратительна. И знал, что остров Бейнбридж не похож на Кедровую бухту. Я жду паром, а у парня передо мной на голове идиотская вязаная шапочка — не иначе как чей-то подарок — и на носу солнечные очки в желтой оправе. Тут же мельтешит его сын — копия Форти, только без конца шмыгающая носом, а рядом стоит его жена, которая наверняка и связала ту идиотскую шапочку и соврала мужу, что желтый ему к лицу. Она в пуховике, нюхает с недовольной физиономией свой кофе (молоко-то небось растительное), и они вместе, а я один, и это абсурд.

Впрочем, одиночеству скоро конец, так ведь? Так.

Я сажусь на десятичасовой паром, чтобы добраться до Сиэтла раньше вас, проявляя некоторую настойчивость, — аккуратнее, Джозеф. Хочу сбежать от навязчивой семейки, которая не моя, и перехожу на левую часть палубы, оказываясь в толпе юристов на пенсии, мечтающих о том, чтобы сосед испортил им лужайку, ведь тогда будет чем заняться. Да, народ тут душевнейший. Если в свой день рождения заглянешь в полицейский участок, то получишь бесплатный пончик, даже не предъявляя паспорт, зато двадцать пять тысяч жителей едят свеклу, выращенную местными фермерами, и ездят на пароме в Сиэтл, образуя небольшие стайки челночников. Дебби Макомбер мне посочувствовала бы: я один в субботу, среди зануд, рассуждающих о футболе. У меня своей стайки нет, но скоро появится, ведь я на пароме, и это прогресс; я надеваю наушники и поднимаюсь по лестнице, перешагивая через две ступеньки, на залитую солнцем верхнюю палубу. Свежий воздух мне помогает. Море тоже помогает, особенно вдали от бурной пены Малибу, и я сажусь на скамейку, но взгляд упирается в настенные часы, на которых висит лист бумаги с надписью «Мы сломаны».

Нахожу другую скамейку — нельзя падать духом в такой важный для нас день, Мэри Кей. Я не собираюсь мешать вам с дочерью или тебя «преследовать». Мой план прост. Сначала посвящу немного времени себе, позволю вам побыть вдвоем, не выпуская вас из виду; когда пойму, что вы друг от друга устали, я «случайно» с вами столкнусь — «Джо! Какой приятный сюрприз!» — и мы вернемся на остров вместе. Потом поужинаем у меня дома. Я купил стейки из лосося, и они точно не перемерзшие, как у тебя. До Дня благодарения еще пять дней — достаточно, чтобы отменить поездку в Финикс, а именно так ты и поступишь, как только поймешь: ты можешь встречаться со мной и оставаться хорошей матерью.

Я иду на корму к другому ряду скамеек и застегиваю куртку. Сейчас не очень холодно, но и жары тоже не предвидится; и я снимаю наушники, потому что здесь люди такие же одинокие и тактичные, как я сам. Никто не заставит соседа слушать телефонный разговор о суматошной и скучной жизни, а я не могу выбросить из головы те часы.

Мы сломаны…

Я проверяю «Инстаграм» Лав — нервничаю! — а там Форти кусает свою няню Трессу, которая заявляет, что мой сын похож на Адама, мать его, Левина[12], а Лав смеется, хотя тут не до смеха, и я ничего не могу поделать. Удаляю приложение ко всем чертям, кладу телефон в карман — и вдруг замираю. Моргаю. Хотел бы я так же легко удалить свое тело, потому что… Какого лешего, Мэри Кей?

Ты здесь. Вы с Номи сейчас на этом пароме, моем пароме, на который вы никак не должны были попасть. Вы в десяти метрах от меня, стоите, опершись на перила, и я срываюсь со скамейки, бегу в центр палубы, хватаю оставленную кем-то газету, чувствуя стук сердца в висках.

Успокойся, Джо. Всё как вчера. Если ты меня заметишь, ничего страшного не случится. Все нормально. Люди порой ездят в Сиэтл, а я — один из людей. Отгибаю верхний угол газеты; в этот момент тот, кто управляет паромом, решает отплыть от берега, и вот мы в пути.

Из огромной, бездонной сумки ты вынимаешь флисовую шапочку и предлагаешь ее Сурикате; та отказывается. Я вас не слышу, но вижу, как ты поднимаешь руки к небу — мол, господи, помоги, — Суриката дуется и смотрит на горизонт. Вам обеим сейчас нелегко, а я вчера посмотрел серию «Девочек Гилмор». Героини в такие моменты нуждались в помощи Люка, и мне, может быть, стоит просто подойти к вам и спасти субботнее утро… Я проигрываю эту сценку в голове.

Джо, это ты?

Ого! Мэри Кей, вот так сюрприз! Не хочешь потрахаться в туалете?

Знаю. Это слишком. Да еще Суриката может проболтаться, что вчера рассказала мне о вашем ритуале. Думай, Джо, думай… Если б ты меня заметила, то подошла бы поздороваться. Так поступают друзья. Значит, моя маскировка еще работает, и ты меня не видишь (да здравствуют бумажные газеты!), а Суриката вдруг наклоняется над перилами.

— Хватит! — кричит она. — Если не отстанешь от меня, я спрыгну, клянусь!

Ты отвечаешь ей, что это не смешно, она вопит, чтобы ты перестала над ней трястись, и я умиляюсь; я люблю нашу семью. И тут какой-то болван в футболке топает по лестнице и влезает в кадр, а Номи показывает на этого болвана так, будто его знает.

— Посмотри на папу, — говорит она. — Он вообще в шортах и футболке.

Папа — это айсберг, которого быть не должно. Папа ушел. Папы нет в твоем «Инстаграме», Номи никогда не произносила слово «папа», а наш корабль уходит под воду. Быстро.

— Привет, Фил, — говоришь ты. — Муж года, не попросишь ли дочь надеть шапку?

У папы даже имя есть — Фил, а я — Леонардо[13] в ледяной воде, я обречен замерзнуть насмерть рядом с нашим кораблем. Мужчина, которого ты зовешь мужем (надеюсь, я сплю), успокаивает тебя, а наш корабль тонет, и мы тонем, а этот Фил выглядит как солист рок-н-ролльной группы, и вы женаты. Мертвы.

Нет, Мэри Кей. Нет!

У тебя нет мужа (хотя он есть), и это не настоящий муж (хотя он настоящий), и он не Эдди Веддер, сейчас не девяносто седьмой, — так почему он сидит там, задрав ноги в «Мартенсах», вытирает потные ладони о футболку с «Мазер лав боун»[14] и диктует черт знает что своему телефону? Он клюет тебя в щеку, и ты позволяешь ему себя поцеловать, — и бальный зал на корабле затоплен. Ты касаешься его лица… и ломаешь каждую кость в моем теле, извлекая из сумки свитер.

Он не возьмет свитер, иначе я не переживу. Не переживу.

Женаты. Мертвы.

Вы, наверное, держите меня за дурака. Ни один «нафталин» не упомянул, и Меланда не обмолвилась, и Шеймус не сказал, и ваша маленькая стайка — сборище подлых лжецов, но я получил по заслугам, мистер Хороший Парень; нечего было надеяться, что чужаки выложат всю правду о тех, кого я люблю. Ты замужем. На самом деле. Он ноет о вашей поездке в Финикс, он спит с тобой в одной постели, и мы сегодня не сможем повеселиться как семья, ведь твоя гребаная семья — это он. Не я.