Назавтра с утра она была на телестудии. День прошел быстро, но за весь день Барри ни разу не дал о себе знать; ничем он не дал понять Рени, что сменил гнев на милость. Поэтому она написала ему сама, что отказалась от работы в Париже и спросила, когда сможет увидеть его.

Двумя днями позже — Барри за это время не позвонил и не написал — пришла телеграмма от Леона. В ней говорилось:

МАДЕМУАЗЕЛЬ ТОРНТОН Я НЕ ПРЕДПОЛАГАЛ ЧТО ВЫ ОБМАНЩИЦА

Обвинение ударило больно.

Объемистая пачка бумаг все еще лежала в ее столе; ей просто нужно выбраться на почту и отправить их. Таким будет ее ответ на телеграмму Леона.

Ей очень недоставало Барри. Он должен был бы уже получить ее письмо, но все еще не объявился. Если он уже остыл, то должен понять, что после стольких лет знакомства она не способна на обман. Рени решила сходить к нему.

Она знала, в какие дни он ходит в колледж и что сегодня у него нет занятий. Она добралась на метро до северного предместья, где Барри дала кров одна приличная семья. Он неплохо устроился у них, да и они были рады иметь в качестве жильца такого хорошего, надежного молодого человека. Уже сгустились сумерки, когда Рени свернула на улицу, где располагался их дом. Он стоял в ряду новых домов, над входными дверьми горел фонарь. Рени увидела перед домом машину Барри. Опасаясь, что он именно сейчас уедет, и они разминутся, она ускорила было шаг, но неожиданное явление заставило ее остановиться. В машине сидела девушка, а Барри, видимо, вошел в дом. Девушке, похоже, надоело ждать, она толкнула дверцу машины, ступила на тротуар, и Рени увидела шелковый блеск длинных ног, сверху едва прикрытых юбчонкой. Девушка выпрямилась и зевнула. В свете уличного фонаря было видно ее сильно накрашенное лицо и растрепанные волосы. Это была Салли Гибсон.

Из дома вышел Барри, он заметно спешил, и до Рени донесся ее резкий голос:

— Милый, куда же ты пропал?

Она не услышала ответа Барри. А Салли обвила его шею руками, и они принялись обниматься. Рени подалась назад, зашла за ворота какого-то дома и, спрятавшись в тени толстой изгороди, молила Бога, чтобы они ее не заметили. Парочка перестала обниматься, и Барри с самодовольным видом посадил девушку в машину, потом уселся сам, и машина сорвалась с места. Улица опустела.

Рени вышла из своего укрыли и потерла глаза. Ее оскорбили и унизили. Итак, все это время он флиртовал с Салли и, поругавшись с Рени, сразу же переключился на нее. Все мужчины одинаковые, они не знают, что такое верность. Даже Барри оказался не лучше ее отца. Ее опять предали. Она-то рассчитывала, что Барри поможет разрешить ее проблему и какой бы глупой она ни была, он будет на ее стороне и поможет ей советом, а вместо этого он унизил ее и воспользовался ее ошибкой, чтобы переметнуться к этой ночной бабочке — как же, ведь она «довольно забавна».

Она отмела предположение о том, что Барри поступил так в отместку за то, что она якобы предпочла ему Леона, и ему нужно было успокоить свое мужское самолюбие. Но маловероятно, чтобы эта связь была серьезной, скорее всего, дальше нескольких встреч дело не пойдет. Но самой невыносимой для нее была мысль о том, что не одна ведь Кристина видела, как Барри прогуливался с Салли. И сейчас, наверняка, все сплетницы Вудлея говорят о том, что Барри Холмс бросил Рени Торнтон ради дочери Гибсонов. Такого унижения она вынести не сможет.

Она побрела обратно к метро. Она знала одно место, где есть круглосуточные почтовые услуги. Все еще горя негодованием, она отправила телеграмму Себастьену, в которой сообщала ему, что в середине апреля будет в Париже.

«Ну вот все и решилось», — с некоторым удовлетворением подумала она.

Но проснувшись утром, когда гнев ее остыл, она поняла, что сделала, и холодная дрожь прошла по ее спине. Назад пути не было. Она должна ехать в Париж — в новую жизнь, таящую столько опасностей — и жить среди чужих людей. Ее взгляд упал на обручальное кольцо; Рени сняла его. С этим покончено. Она смотрела, как оно посверкивало на ее туалетном столике. Нужно будет отослать его Барри.

Но неожиданная мысль пришла ей в голову, и она вновь взяла кольцо и надела его на палец. Пока Барри не попросит вернуть ему кольцо, она будет носить его как страховку от… От чего? От уловок Леона Себастьена? Сейчас они не произведут на нее никакого впечатления, она покончила с мужчинами, ни одному из них верить нельзя. Но все равно нельзя, чтобы он даже подумал, что это он явился причиной их размолвки с Барри.

Апрельским днем, когда Рени приехала во Францию, проливной дождь сменился ослепительным сиянием весеннего солнца, и ее прилет был ознаменован взрывом солнечного света после особенно яростного ливня. Рени сочла это добрым знаком. Автобус высадил ее у пандуса, и она встала в очередь на такси. Непозволительная роскошь, но она решила, что постижение таинств метро может подождать до следующего раза, когда она не будет обременена багажом. Чтобы избежать уличных пробок, таксист вез ее сквозь лабиринт маленьких улочек. Она лишь мельком увидела Эйфелеву башню, и через Сену они переехали по невыразительному мосту. Она слышала, что Париж считается зеленым городом, и сейчас убедилась в этом. Деревья были повсюду, — они росли не только вдоль бульваров и широких улиц, но в каждом свободном месте. Позже она узнала, что если дерево погибает, на его место сразу же сажают другое. В это время они были особенно хороши в нежно-зеленой дымке молодой листвы.

Ей рассказывали в самых мрачных тонах об уличном движении Парижа, и сейчас она поняла, что в этих рассказах не было и доли преувеличения. Водитель ужаснул Рени своей беспечностью: он то бросал свой автомобиль прямо в стремительный поток машин, то выскакивал из него, каждый раз лишь каким-то чудом избегая столкновения, — и Рени успокаивала себя одной только мыслью, что наверное он знает, что делает.

Пансион, в котором ей предстояло поселиться, располагался среди старомодных домов, — высокие, мрачные, они терпеливо ожидали прихода бульдозеров, поскольку их старшие соседи были уже стерты с лица земли, уступив свое место на ней большим многоквартирным домам, которые поднялись вокруг. Такси остановилось у дома 14, который и был пансионом Дюбонне. Рени вышла из машины и растерялась: не в состоянии пересчитать показания счетчика, она перебирала в руках деньги. На ступеньках дома появился скрюченный старик в синей спецовке. Впоследствии ей еще предстояло познакомиться с вечным Анри, который вместе со своей женой Клотильдой занимал полуподвальный этаж и служил консьержем, без которого ни одно уважающее себя французское заведение обойтись не могло, и был мастером на все руки. Он посмотрел на счетчик и, повернувшись к Рени, назвал ей причитающуюся с нее сумму. Она подала водителю деньги вместе со щедрыми чаевыми, а Анри вытащил ее чемоданы. Тут и сама мадам Дюбонне вышла поприветствовать ее. Это была дородная, внешне добродушная женщина, в неизменном черном платье, но с полного лица на Рени смотрели хитрые проницательные глаза. Немногие могли бы перехитрить мадам. Рени с огромным облегчением услышала, что она говорит по-английски, хотя и с сильным акцентом.