— Кому-то очень хотелось, чтобы эту фотографиюнашли, — сказала я и изложила свои доводы. — Очень может быть, кто-топытается использовать убийство Луганской, чтобы здорово тебе насолить, —закончила я свой рассказ. — Не знаю, кто это, но действует он решительно ине без фантазии.

— Думаешь, ее могли убить, чтобы поломать намигру? — помедлив, спросил Дед.

— Я не исключаю такой возможности.

Он надолго задумался, при этом мрачнел на глазах. Я сиделатихо, стараясь не привлекать его внимания. Наконец он повертел в рукахавторучку, взглянул на меня и сказал:

— Значит, так, пусть этим делом займется Вешняков.Разумеется, ты должна проследить за тем… — Я кивнула, а Дед нахмурился. —Прекрати паясничать.

— Да у меня и в мыслях не было, — обиделасья. — Все будет тихо, без шума и пыли. Но сам понимаешь, с Никитиным ядолжна поговорить.

— Хорошо, — кивнул Дед. — Я сегодня с нимвстречусь и посоветую с пониманием отнестись к твоей просьбе. У Риты возьмешьномер его телефона и вечером позвонишь.

— Спасибо, — сказала я, торопливо поднимаясь.

— Подожди, — посуровел Дед. — Прежде чемпредпринимать какие-то шаги, советуйся со мной.

— Мне во всем советоваться или мелочи можно опустить?

— Во всем, — отрезал Дед.

Я пожала плечами, выразив тем самым свое недоумение, иудалилась.

— Ну что? — спросила Ритка, лишь только я закрыладверь.

— Будем работать.

— А по-человечески объяснить можешь?

— Нет. Дед только что взял с меня подписку онеразглашении. В другое время я бы на нее наплевала, а теперь побаиваюсь.

— Уйди с глаз моих, — обиделась Ритка, и я ушла.

Вешняков, когда я по телефону рассказала ему о решении Деда,конечно, не пришел в восторг.

— Спасибо тебе большое. Черт угораздил меня позвонитьтебе тогда! Глядишь, и не узнала бы, что девчонка отдала богу душу. Ждалподполковника, а получил геморрой, ..

— Брось прибедняться, — призвала я его кпорядку. — Не впервой, прорвемся.

— Прорываться я всегда рад, особенно в твоей компании.Хоть бы пивом угостила, раз уж втравила в историю.

— Это как взглянуть. Но пивом угощу. Если хочешь, дажес водкой.

— Лады. Встретимся часов в семь.

Мы встретились, выпили пива (от водки Артем посленепродолжительной душевной борьбы отказался) и попробовали поговорить офутболе. Не то чтобы я особенно им интересовалась, скорее, напротив, однакоВешняков предпочитал футбольную тему, а мне было все равно. Но сколько бы мы нистарались, разговор очень скоро вернулся к насущному, то есть к убийству.

— Бесполезняк все это, — заныл Артем, он оченьлюбил жаловаться на жизнь. Я к этому привыкла и давно уже внимания не обращала,выслушивая как малоприятное, но необходимое вступление. — Ясно, что делоопять в этой чертовой политике. Следовательно, работать не дадут, а кровипопортят страсть сколько. Забила б ты на это дело. Девку все равно не вернешь,а я подполковника хочу. Сколько можно ждать, в конце концов? А здесь не толькочто подполковника лишишься, но очень может быть, что по мозгам схлопочешь. Авсе из-за чего? Из-за твоего неумеренного любопытства. Ладно, — отмахнулсяВешняков, заметив мою усмешку. — Будем восстанавливать справедливость вотдельно взятом районе.

— Обожаю, когда ты ноешь, — сказала я.

— Ага, — хмыкнул он. — Одна глупая баба, небуду показывать пальцем, потому что это некрасиво, зареклась не лезть в дерьмо,когда нам в очередной раз накостыляли по шеям. И что? Надолго хватило?

— Отвяжись, — дружелюбно попросила я.

— Отвяжись, — передразнил он. — Между прочим,имеем шанс отмазаться от этого дела. Убили из-за денег, про фотку забудем, уНовикова наметится очередной висяк, а отцы народа останутся довольны.

— А тридцать тысяч?

Артем скривился:

— И здесь что-нибудь придумаем.

— Точно. Я их подарю тебе, и ты улучшить свои жилищныеусловия.

— Премного тебе благодарен.

— Тут вот что, — понизила я голос и кивнула ему,призывая к вниманию, Вешняков склонился ко мне, а я шепнула:

— Отбодаться уже не получится, потому что Дед оченьзаинтересовался этим делом. Вида не подал, но я-то его знаю как облупленного.Что там у них за дела, мне неведомо, но одно несомненно: выйти из игры мы ужене можем.

— Та-ак, — сказал Вешняков грозно, покусал нижнююгубу, глядя на меня с проницательностью, и перешел на гневное обличение. —Что ты мне голову морочишь? Скажи попросту, чего добиваешься? — Я закатилаглаза, поражаясь чужому недоверию, а он продолжил:

— Думаешь, не вижу, что ты завелась? Девка послала тебеденьги, обратилась за помощью, и ты уже считаешь себя обязанной. А уж если тычего-то решила… хотя сама говоришь, что все это подстава чистой воды. Вот я испрашиваю, где логика, дорогая?

— Давай поищем ее вместе, — предложила я.

— Как ты мне надоела, — вздохнул Артем. — Лялинчего-то молчит, — продолжил жаловаться он. — Мог бы расстараться ипомочь по старой памяти.

— Из Москвы пришел ответ на запрос?

— Ага. Только ничего интересного о жизни Луганской мыне узнали. Похоже, у нее и в Москве ни друзей, ни врагов.

— Не женщина, а загадка, — поддакнула я.

С Вешняковым мы вскоре простились, он отбыл к семье, а я кСашке. Выждала время и позвонила Никитину. По тому, как он поздоровался сомной, стало ясно: Дед успел провести беседу, его выдвиженец был готов ксотрудничеству. Он так прямо и заявил, чем очень меня порадовал. Мыдоговорились встретиться на следующий день и простились почти дружески.

Я отправилась гулять с Сашкой, а вернувшись, обнаружилавозле своего дома машину Деда. Завидев меня, он выбрался из машины.

— Ты чего здесь сидел? — удивилась я, отпираядверь. — У тебя же ключи есть.

— Только что подъехал. Я ненадолго. Чаем напоишь?

Чаю мы попили, Сашка, который Деда почему-то побаивался,дипломатично удалился в гостиную. Дед отодвинул чашку, я вертела свою в руках иожидала, что последует. Но ждала напрасно. Дед молчал, и конца и края этому небыло.