«– Арсеньев очень много на себя берет. Я устал. Нужно сделать так, чтобы у него отпало всякое желание вякать не по делу», – прочитал Яремской собственные слова. Он даже вспом-нил, каким раздражительным тоном они были сказаны, и очень здорово, что бумага не могла передать всю сочность интонаций.

«– У меня имеется против него кое-что. Так что вам не стоит беспокоиться, Нестер Игоревич, он не будет вам более докучать…»

Далее следовало пояснение автора статьи: «Ровно через неделю после этого разговора Виктор Арсеньев был застрелен в подъезде собственного дома. Я далек от того, чтобы обвинять в заказном убийстве уважаемого бизнесмена, но следствию нужно тщательно разобраться в этом запутанном деле».

И ниже, совсем мелкими буквами, очень напоминающими сноску, было написано: «Полная запись разговора передана в правоохранительные органы».

Яремской поднялся. Нервно прошелся по комнате. В какой-то степени это объясняло, по-чему так долго не было звонков. Вокруг него образовалась некая наэлектризованная зона, которую опасно было пересекать. Чужие неудачи так же заразны, как инфекционные болезни.

Что ж, придется напомнить о себе. Взяв телефон, он набрал номер адвоката. Время было раннее, но Яремскому было наплевать: те деньги, что он ему платил, вполне компенсировали разного рода неудобства.

– Спишь?

– Нет. С пяти часов на ногах. Дел много.

Адвокат не спал. Уже хорошо. Оно и понятно, эту породу людей, как и хищников, кормят ноги.

– Статью читал? – спросил безо всякого предисловия Яремской.

– Да.

– Что можешь посоветовать?

– Хочу сказать, что все эти косвенные обвинения нужно отрицать. Запись была сделана незаконно, к делу ее присовокупить невозможно.

Легче не стало. Голос адвоката звучал напряженно. Для него это была еще одна проблема, которую следовало разрешать немедленно, без какого-то дополнительного поощрения.

– Это я знаю и без тебя, мать твою! Я тебя спрашиваю: чем для меня это может обернуться?!

– Не буду вас успокаивать, Нестер Игоревич, вопрос серьезный. Если им удалось опубликовать такой материал, да еще в таком издании, да еще раздобыть его, то, следовательно, против вас работают очень серьезные структуры.

Взгляд Яремского уперся в тяжелую лампу, стоящую на тумбочке. Основание ее было тяжелое, и он всякий раз напрягал руку, когда сдвигал ее в сторону. Если бы адвокат находился рядом, так непременно получил бы этой лампой по темечку.

– Это я и без тебя знаю. Я спрашиваю, что делать нужно?

– Времена нынче неспокойные. Всякое может приключиться. Я бы посоветовал вам переждать ситуацию где-нибудь в более спокойном месте.

Хотелось выкрикнуть что-нибудь непотребное. На кончике языка топталось с полдюжины подходящих ругательств.

Стиснув зубы, Яремской выдавил:

– Такой совет не стоит тех денег, которые я тебе выплачиваю, – и аккуратно положил трубку. Глянул на пустую чашку кофе с мокрым остатком и перевернул ее на блюдечко. Кофейный остаток расползся, напоминая паука. Надо будет поинтересоваться у знающих людей, что бы это могло значить.

Распахнув шкаф, вытащил выходной костюм. Надел. С тоской подумал о том, что за последние полтора месяца сильно прибавил в весе и теперь он слегка давил в бедрах. Но в целом ничего, еще можно носить. Натолкнулся на выжидательный взгляд домохозяйки, стоявшей в самом углу. Вид у нее был такой, как будто бы она хотела чего-то спросить, но никак не решалась.

Пусть все останется так, как если бы не было этой злополучной статьи. Натянуто улыбнувшись, произнес:

– Меня к ужину не жди. Сегодня задержусь.

– Хорошо, – с готовностью ответила Люд-мила. – А если будут спрашивать, что сказать?

– Скажи… что задерживается на работе… У него дела.

Женщина она была умная. Лишний раз объ-яснять не требовалось.

Уже у самого выхода его застал телефонный звонок:

– Нестер Игоревич?

Яремской тотчас узнал голос вице-премьера, прозвучавший очень взволнованно.

– Да. Это вы?

– Я. Хочу вам сказать, что я не участвую в этих играх. Дело осложнилось. Мне уже выразил неудовольствие премьер. Дело заходит слишком далеко, не знаю, кто к нему подходил, но этот человек имеет реальную силу. Они намекали еще на записи, которые якобы имеются на телевидении. Я туда звонил, но со мной никто не хочет разговаривать.

– Значит, проект с дорогами накрылся, так получается?

– Понимайте как хотите.

– К кому же он тогда перейдет, к Шевцову?

– Меня сейчас это меньше всего интересует. И последнее: никогда больше мне не звоните, забудьте мой телефон. Все!

Вот так понемногу и рушится под ногами привычный мир. Всегда с едва заметного камушка, скользнувшего под подошвами, кажущегося вполне безобидным, но уже в следующую секунду под ногами грохочет настоящий камнепад, который уносит непонятно куда, и остается только уповать на благосклонность фортуны.

Яремской вышел из комнаты, глянув на себя в боковое зеркало. Поморщившись, заметил, что слегка сутулился, как если бы выносил из дома какую-то ношу. Следовало выглядеть естественно, как если бы ничего не произошло. Расправил чуток плечи и вышел из дома. У машины, оперевшись о капот, стоял водитель, нервно покуривая. Заметив вышедшего из дома Яремского, бросил окурок на газон и охотно распахнул перед хозяином дверцу.

– Куда едем, Нестер Игоревич?

– Гони в аэропорт, – захлопнул дверцу Шевцов. – Сегодня ты меня не видел.

– Понял, – юркнул в салон водитель.

– Усталость накопилась, отдохнуть хочу.

Водитель вывел автомобиль за ворота.

Анатолий Власенков расположился в кресле за столом, Вадим Петляков сидел напротив, ухватив двумя пальцами подбородок.

– Так я включаю? – в ожидании спросил Власенков.

– Давай, – кивнул Вадим.

Хозяин офиса нажал на кнопку магнитофона и посмотрел на клиента.

«– Послушай, у меня к тебе есть дело». – Петляков мгновенно узнал голос Николаева. У того был настолько характерный тембр, что его невозможно было спутать ни с каким другим.

«– Что за дело?» – прозвучал в ответ голос с хрипотцой, будто бы треснувший.

Голос показался знакомым, вот только Ва-дим никак не мог вспомнить, где же он его слышал.

«– Оно касается нашего общего друга».

Неужели речь о Шевцове?

«– Давай не будем играть втемную. – В этот раз прозвучало значительное раздражение. – У меня нет времени, чтобы вести пустой базар.