И что теперь? Идти сдаваться? Доложить внимательным и отзывчивым сотрудникам госбезопасности о том, что он член подпольной организации «Картель» и оперативно освещал ее для начальника УГБ области капитана Ремизова? Только товарищи тут же наведут справочки и узнают, что Ремизов сидит в камере. И следующий вопрос будет – а ты почему до сих пор на свободе? И все, тушите свет, оркестр уехал.

В дверь настойчиво постучали. Не дождавшись ответа, в кабинет вошел незнакомый сотрудник – в костюме, галстуке, с папочкой, вид воодушевленно-деловой.

– Из канцелярии, – важно объявил он и протянул конверт с надписью «лично». – Документ вам, товарищ Великанов.

– Где расписаться? – спросил Великопольский, он же в миру Великанов.

– Не надо.

– Понятно.

Хотя ничего не понятно. Обычно канцелярия личных бумаг не разносила, и это настораживало.

Когда канцелярист вышел, Великопольский распечатал конверт. Внутри лежал билет в театр. И к нему в придачу небольшая пояснительная записка.

Великопольский прочитал записку. Не поверил своим глазам. Перечитал ее еще раз. И нервно рассмеялся.

Дрожащими пальцами скомкал бумажку и кинул в пепельницу. Поджег, глядя куда-то вглубь заметавшегося в пепельнице огня. Очнулся, только когда пламя обожгло пальцы.

Ну, вот он и дождался очередного крутого виража своей судьбы…

Плужников стоял, скрестив руки на груди, перед полированной тумбой метровой высоты.

– Телевизионный приемник, – кивнул он на новую игрушку.

– Вижу, – сказал я, завороженно глядя на аппарат.

«ТК-1» – первый серийный электронный телевизионный приемник с экраном размером чуть больше почтового конверта. В данный момент он показывал новый фильм о жизни и трагической гибели лидера ленинградских коммунистов Кирова.

Я, конечно, слышал, что в марте началось регулярное электронное телевизионное вещание из шаболовского телецентра в Москве. Но лично видел электронный телевизионный приемник впервые. Смотрел на него, как Иван-дурак на волшебное блюдечко с яблочком. С трудом укладывался в сознании тот факт, что я достаточно четко вижу фильм, который прокручивается за много километров отсюда.

– Техника, – с уважением произнес Плужников. – Придет время, и мы активно будем ее использовать в оперативных целях.

– Неплохо бы, – кивнул я, прикидывая, какие потрясающие возможности открываются.

– Ну, что у тебя?

Выслушав доклад о террористической организации Ломовика, подробности Плужников выведывать не стал. Хлопнул ладонью по столу:

– Тебе неделя. Установить фигурантов и задержать. Нечего с ними в бирюльки играть. А то они еще чего взорвут. Возражения?

– Никаких. Так будет правильно, – кивнул я. – Успеем.

За работу принялись в максимальном темпе. Вскоре выяснилось, что из пятерых человек, кого знал Асмолов, двое находятся в бегах, один погиб в результате несчастного случая. Еще один неизвестно где бродит. Хуже всего было то, что состав ячейки за год мог сильно измениться. Ломовик умел вовлекать в свои делишки людей, мастерски играя на их чувствах, убеждениях и заблуждениях.

Реально на сегодняшний день мы могли достать только одного человека – Ломова. Ну и то хлеб.

Каждый день фигурант вовремя приходил на работу, где был на хорошем счету, и вносил свой вклад в строительство нового комфортабельного жилья для москвичей. Наша наружка аккуратно потаскала его пару дней.

Одну ночь он провел у своей знакомой в общежитии – деревянном бараке в поселке Метростроя. Второй раз, вообще неизвестно где, – разведчики его упустили. Нагоняй наружке не последовал. Это я дал указание, что при малейшей угрозе расшифровки отпускать поводок. Никуда объект не денется. А вот если обнаружит слежку, то, учитывая его неистовый нрав и буйную энергию, от него можно ждать чего угодно.

– Его бы недельку-другую проконтролировать, – сказал Фадей на совещании в узком кругу. – Все бы связи выявили.

– Вот он сам нам о них и поведает, – кивнул Воронов с угрозой. – Никуда не денется. Запоет. И будет ему легко на сердце от песни веселой.

– Все правильно, – согласился я. – Завтра будем его брать…

Утром группа задержания под моим чутким руководствам отправилась на стройку высотного дома на северной окраине Москвы.

Забор огораживал стройку. Там бетонный каркас вознесся уже на шесть этажей, но до окончания строительства было далеко. Работа шла ударно. Водил длинным носом из стороны в сторону башенный кран, поднимая и опуская грузы. Перекрикивались строители. Прибывали машины с кирпичами и другими стройматериалами.

Оперативник из наружки, бродивший кругами, проинформировал меня, что объект на рабочем месте. Сейчас находится в строительной бытовке.

Ну, там мы его и спеленаем.

Мы деловито направились на стройку. Вахтер у ворот что-то крикнул, но Фадей махнул ему милицейским удостоверением:

– Милиция. Проверка безопасности условий труда.

Вон и бытовка – дощатый вагончик, около которого толпилась пара работяг. Они подозрительно косились на хорошо одетых троих мужчин.

Шаткая дощатая дверь бытовки неожиданно отворилась. На лесенке возник Аркадий Ломов, он же Ломовик. Он был в телогрейке, каске, сапогах и ватных штанах, но статная гордая осанка, большой рост и смазливая внешность героя-любовника придавали ему вид маркиза на каторжных работах.

Процентах в двадцати случаев фигуранты ощущают тот момент, когда их приходят брать. Как аккуратно ни работай, а взвизгнет сирена в их душе. Некоторые тут же впадают в ступор. Другие, их меньше, пускаются во все тяжкие, и тогда тушите свечи.

Ломовик был парень решительный. Только завидел нас, и в голове его что-то звякнуло. Оперативник шагнул ему навстречу. Но террорист уже рвался вперед. Мощным толчком он сшиб старшего сержанта с ног.

Выходы с территории стройки мы ему перекрыли. Вокруг навалены кирпичи, арматура. Куда бежать? И он рванул в единственном свободном направлении – вверх по лестнице.

– Улететь, что ли, хочет, орел?! – воскликнул Фадей, бросаясь следом.

Ломовик растолкал работяг на лестнице. Один рухнул на землю с высоты второго этажа, к счастью, на груду картонных ящиков – жив и матерится, что есть силы.

А Ломовик стремился вверх. Пятый этаж. Выше некуда.

Площадка, в центре которой стояла ванна с раствором. Справа груда кирпичей. И двое обалдевших строителей, не понимающих, что происходит и как быть. Вот такая картинка с натуры возникла перед моими глазами.

Ломовик подбежал к краю. Глянул вниз.

– Ну все, Аркадий Гурьевич, – примирительно произнес я. – Побегали, и хватит. Мы из милиции. Поговорить надо. Бояться нечего!