Существо наклонилось ближе, плоская морда легонько ткнулась ей в плечо. На одно безумное мгновение де Сехос захотелось погладить его, как слюнявого старого бладхаунда ее родителей, тот любил, когда ему чешут шею. Только Цезарь не откусил бы за это руку.

– О чем? – прорычал пес, и звук завибрировал в воздухе, холодя кровь и останавливая дыхание.

– Ты… – Ее голос невольно задрожал.

– Кто ты?

– Я… пожалуйста…

– Что пожалуйста? – спросил пес.

– Пожалуйста, отодвинься. Ты меня пугаешь, – выпалила она, хотя под конец слова превратились в писк. – И когда зверь не набросился, де Сехос добавила: – Извини. Я понимаю, тебя таким сделали.

Довольно долго пес молчал и не шевелился, и она наконец решилась поднять взгляд и посмотреть прямо на него. Его глаза были точно собачьими, как у всех известных ей собак. Интересно, какую жизнь он бы вел, если бы не был создан в лаборатории? Будет ли он приносить палку? Ходить на прогулки и лежать перед камином?

Она многое прочла в его глазах, но знала, что все выдумала. Это существо создали в военной лаборатории, оно преданнее робота и дешевле человека.

Но все-таки оно отошло на несколько шагов.

– Меня зовут доктор Теа де Сехос. Ты знаешь, кто такой доктор?

– Да. – Пес поерзал, и вместо рычания она услышала тонкий вой, удивительно тихий для такой громадины. – Меня зовут Рекс. Я командир.

Ее дыхание и сердцебиение начали возвращаться к нормальным уровням.

– Привет, Рекс. Ты можешь ответить на мои вопросы?

И снова скулеж, как у самого несчастного пса на свете. Потом он отвернулся и покачал тяжелой головой.

– Поговори с Патокой. Она все знает.

Она осторожно обошла Рекса, чувствуя его молчаливый страдальческий взгляд, и вытянула шею, чтобы посмотреть на медведя.

– Прошу прощения, – сказала она. – Видимо, Патока – это ты.

Массивная косматая голова уставилась на нее как будто даже близоруко. А когда заговорила – все так же без помощи губ и челюстей, – голос был женским и приятным, но уже не таким громким. Несоответствие внешности и звука сбивало де Сехос с толку. Она даже представила, что если заглянуть в огромную пасть, в животе обнаружится хорошо одетая женщина с белозубой улыбкой телеведущей.

Де Сехос собралась с духом.

– Можешь рассказать про «Редмарк»?

Ни тон голоса, ни язык тела не дали явного намека, но все же она отметила легкую подозрительность, когда медведица отозвалась:

– Что ты хочешь знать?

Ее испанский звучал естественнее, чем у пса. С закрытыми глазами и заткнутым носом ни за что не догадаешься, что говоришь с медведем весом в восемьсот кило.

– Логотип на всем вашем оборудовании, – напомнила де Сехос. – Мы знаем, что вы… – монстры, – …что подобных вам привезли в нашу страну «Редмарк» и прочие военные компании. Мы знаем, что вы… – их имущество –…что вы работаете на них. Вероятно, с вашей помощью я могу поговорить с вашими работодателями, чтобы узнать… – Медведица немного потопталась, и слова застряли у де Сехос в глотке. Она закончила только после долгой паузы: – Узнать, чем мы можем быть им полезны.

– Нет, – сказала Патока.

Рекс за спиной у де Сехос снова заскулил.

Она окаменела, потому что ящерообразный монстр поднял голову, его глаза вращались в разные стороны, внимательно изучая все вокруг. Один глаз остановился на ней, высунулся тонкий голубоватый язык. Она глубоко вдохнула.

– Мы не имеем отношения к войне, – произнесла она четким голосом, в надежде, что ее слышит оператор-человек. – Мы не поддерживаем анархистов. Большинство здешних жителей не имеют другого дома, им некуда идти. Я врач, меня послало сюда правительство еще до войны. «Редмарк» и другие ведь поддерживают правительство, так?

Медведица встала на задние ноги – огромная фигура заслонила солнце, – а потом медленно опустилась на все четыре и фыркнула.

– Нет, – повторила она тем же убедительным тоном.

– Нет? То есть они не…

Сзади стоял пес, сбоку – ящер, а перед ней медведь, гора шерсти, сбруи, когтей и оружия. А воздух кишел чужеродными пчелами.

– Здесь нет «Редмарк», – сообщила медведица.

– То есть вы пытаетесь связаться с ними или?..

Вывод казался совершенно логичным, но медведица зарычала, звук шел из глубины глотки, настоящей глотки, и не имел ничего общего с прежним утонченным голосом.

– Связи с «Редмарк» нет, – чуть громче сказала медведица. – Я проверяю все линии. Связи с «Редмарк» не будет.

И тут все встало на свои места, момент не из приятных. Секунду назад ее окружали монстры, но, по крайней мере, их держали на поводках; по крайней мере, где-то за ними маячило человеческое лицо, с которым можно вести переговоры. А теперь вокруг были те же монстры, и все оказалось даже хуже, чем она представляла. Они сами по себе. И могут сделать что угодно.

А потом медведица покачала головой и почесала подбородок.

– Рекс знает запах твоей больницы, – сообщила она ни с того ни с сего. – Рекс знает эти раны по другим человеческим поселениям, в которых мы побывали, когда выполняли приказы. У твоих пациентов странные ожоги и тошнота, верно, доктор Теа де Сехос?

Де Сехос уставилась медведице в глаза, такие крохотные на широком лице.

– Да, – признала она, – именно так.

Медведица издала грудной рык.

– Тогда ты, наверное, не хочешь, чтобы сюда пришла «Редмарк».

Меня пробуждает звук машин, много приближающихся двигателей милях в четырех. С внезапной надеждой я изо всех сил прислушиваюсь к той части себя, откуда шли слова Хозяина. Бесполезно, это ведь не рука и не ухо, которые можно направить в нужную сторону. Эта часть еще во мне, но в то же время ее нет.

Ни слова от Хозяина. Я не могу поймать ничего на коротковолновой частоте «Редмарк».

Я навостряю уши. Как минимум шесть машин, одни больше, другие меньше. База данных предполагает, что в основном гражданские, возможно, одна бронированная, судя по звуку. Не похожи на те, что использует «Редмарк». Значит, это не друзья.

Я бужу остальных.

Дракон просыпается медленно – еще ночь, и он с ворчанием посылает мне данные своего гибридного метаболизма, там температура его тела и справка о необходимом тепле для максимальной эффективности. Я велю ему заткнуться и переключиться на режим высокой активности, чтобы он сам генерировал тепло.

Канал Дракона: «Я буду очень голоден. Но, похоже, у нас много коров».

Патока садится, встряхивается и зевает. Она спрашивает меня о приказах, и я передаю звуковой перехват.