те немногие документы, которые полностью пережили многие столетия, всего лишь рассказывают нам о самых типичных и тривиальных уголовных делах. Из всего объема известных данных мы выбрали несколько наиболее интересных историй, которые отличаются от основной массы преступлений, оставивших след в исторических источниках.

Разграбление монастыря и убийство Адриана Пошехонского

История преподобномученика Адриана Пошехонского в основном известна нам из его жития, обладающего высокой достоверностью. В центре первой части этого памятника, составленной в начале 70-х годов XVI в., находится земной путь игумена Адриана, жестоко убитого группой разбойников в марте 1551 г. Во второй части, датируемой концом 20-х годов XVII в., рассказывается об обретении мощей преподобномученика, а также о чудесах, происходивших от них и от Адриановской иконы Успения Божией Матери.

Предметом нашего анализа является житийный рассказ о последнем дне жизни игумена Адриана, о поисках и наказании его убийц, ограбивших монастырь, помещенный под заголовком «Страдание преподобного отца нашего игумена Адриана от розбойник» в первой части жития.

В ночь с 5 на 6 марта вооруженные жители Белого села ворвались в монастырь и, найдя спрятавшегося игумена Адриана, стали выпытывать у него местонахождение ценного монастырского имущества. Вскоре игумен отдал им сосуд с 40 рублями, собранными братией на строительство большой монастырской церкви, после чего с ним жестоко расправились. Выставив у обители охрану и бросив связанных насельников в подпол, они продолжили грабеж, забрав медь, воск, книги, ларцы, одежду и другую церковную утварь, а также лошадей с возами. В то же время, сломав затвор одной из церквей, они ворвались в алтарь, схватили и начали жестоко пытать 3 учеников Адриана, а старца Давида убили сразу же. Тело самого преподобномученика было спрятано разбойниками где-то в окрестностях.

Вернувшись с разбоя, белосельцы распределили награбленное и разошлись по домам. Между тем один из разбойников при дележе добычи утаил ларец, в котором ожидал найти золото, серебро и другие драгоценности. Его надежды не оправдались: оказалось, что в ларце игумен Адриан, известный своей любовью к иконописи, хранил образы, кисти и другой художественный инвентарь. Испугавшись своего открытия, преступник немедленно пришел к их приходскому священнику попу Косарю, который был организатором и идейным вдохновителем разбоя, и просил у него прощения за то, что «дерзнух неподобная украдох у своея братии».

Вскоре собравшаяся «братия» во главе с Косарем осмотрела ларец. Общее мнение высказал сам поп: «Се же бе на нас полищное, се злое». После чего вместе с разбойниками стал думать о том, где бы спрятать злосчастный ларец. Размышления державшего совет духовного отца услышал один из служителей той же церкви Св. Георгия по прозвищу Баба, что наводит на мысль о возможном месте проведения собрания: дворе Косаря или церкви.

Дальнейшая часть рассказа посвящена тому, как тот самый разбойник Иван Матренин, сокрывший ларь, был схвачен и передан в руки властям, раскрывшим преступление и наказавшим виновных. Ее мы рассмотрим наиболее подробно, поскольку она представляет для нас особый интерес. После того как Баба услышал речи разбойников, нам сразу же сообщают, что «поцепихше злодея сего татя Ивана Матренина» привели его к судьям. Но кто взял его под стражу и кому из представителей власти доставили его? На эти вопросы мы не находим ответа. Составитель жития отделывается здесь неясной для историка формулировкой, впрочем, достаточной для произведения подобного жанра: «и принях его (Матренина — А. В.) ко своим, преж государских слуг, сиречь стражем началным старостам Симеону да Ивану с товарыщи с протчими старосты же царские и целовальники повеле…». В дальнейшем рассказчик поясняет, что это были «царские прикащики и старосты губные». Все эти сообщения нуждаются в комментариях.

Начнем с наиболее очевидных фактов. В тексте прямо говорится как минимум о двух губных старостах по имени Симеон и Иван. С большой уверенностью можно сказать, что первый являлся представителем дворовой литвы, записанный в дворовой тетради по городу Романову, князь Семен Александрович Гнездиловский. Он фигурирует как пошехонский и романовский губной староста в 1560 г., спустя 10 лет после убийства Адриана, и в этом нет ничего удивительного, если учесть, что в некоторых случаях губные старосты могли в течение более чем 10 лет сохранять свой пост или избираться несколько раз на значительные сроки. Другого губного старосту возможно идентифицировать с Иваном Плюсковым, занимавшим эту должность в 1564 г. Вероятно, он и кн. С. А. Гнездиловский вместе возглавляли пошехонско-романовский округ.

Итак, налицо существование в середине XVI в. общей пошехонско-романовской губы, разделенной на более мелкие округа, от каждого из которых избирались губные целовальники. Но кто же еще разбирал дело о нападении на Пошехонскую обитель и убийстве Адриана, кроме губных старост? Помимо губных старост и персонала губной избы, рассказчик упоминает о неких «царских прикащиках». Дело в том, что Белое село уже в начале XVI в. по завещанию Ивана III было царской вотчиной, перешедшей по наследству к Василию III, а значит, оно и его жители ведались теми самыми царскими приказчиками.

На взаимоотношения последних с губными старостами проливает свет уставная грамота царским Подклетным селам Переяславского уезда. Согласно ей выборные земские судьи должны были в случае татьбы или разбоя судить вместе с губными старостами по губным грамотам. Подобный механизм действовал в дальнейшем и в других случаях: например, ямской староста также обязан был участвовать в суде с губными старостами подведомственного ему человека. Представляется, что в таких судах роль первой скрипки играли все же губные старосты, но даже в этих случаях у их партнеров по процессу оставалась важная функция «бережения», то есть надзора и контроля за судом. Естественно, в 1550 г., когда земская реформа еще не началась, место выборных судей занимали царские приказчики, и именно поэтому они присутствовали на процессе для защиты интересов своих подопечных.

Изъяв поличное у Матренина, губные старосты сочли возможным сразу же привести его к пытке. Будучи поднятым на дыбу заплечных дел мастером, он вскоре начал давать показания перед «многими людьми» (т. е. всеми теми, кто, как было указано выше, вершил суд), сознавшись не только в этом преступлении, но и в других злодеяниях, совершенных им ранее. При этом Матренин указал имена своих подельников-белосельцев. Он рассказал, что после убийства они бросили тело Адриана на рубеже двух волостей, а наутро собирались сжечь в костре, но не обнаружили его на оставленном месте. Проведя следствие, губные старосты и царские приказчики писали в Разбойный приказ, отослав туда материалы дела для вынесения приговора.

Обратим внимание, что губные старосты начали пытать Ивана Матренина, если верить житию, только по результатам изъятого поличного. Хотя памятники того времени обычно выдвигали необходимым условием для пытки проведение обыска, в них все же не содержалось