— Ник, вы садитесь, пожалуйста, рядом со мной, а ты, Доналд… ты садись, как обычно, напротив меня.

Лорена являла собой полную противоположность матери. Глаза источали холод высокогорных ледников, а молчание было красноречивее любых слов. Она сидела между отцом и матерью, но демонстративно обращалась только к Нику.

— Налейте мне, пожалуйста, бордо, Ник, — попросила она, разливая по тарелкам охлажденный суп. Шампанское, на котором также настояла ее мать, Лорена подчеркнуто игнорировала.

Нику пришлось встать со своего места, чтобы выполнить ее просьбу — вино стояло рядом с мистером Гордоном. Проходя с бутылкой вина у нее за спиной, он ущипнул ее за упругую попку и прошипел ей в ухо:

— Извольте улыбаться, Лорена.

Она тихонько взвизгнула от неожиданности, покрылась так шедшим к ее лицу румянцем и послушно улыбнулась.

— Замечательно, — сказал Ник, вернувшись на свое место напротив Лорены и попробовав суп.

Он насмешливо улыбнулся, показывая, что явно не одобряет ее показного невнимания к обоим родителям. К счастью, Лорене хватило ума внять этому немому укору, и с первым блюдом было покончено без открытого объявления войны. Она с трудом съела несколько ложек, потом подняла массивную серебряную супницу и с величественным видом прошествовала в кухню. Ник, убедившись, что миссис и мистер Гордон увлечены разговором и не обращают на него никакого внимания, собрал пустые тарелки и последовал за Лореной.

— Ну что, — спросил он, — успокоились? Все прошло не так уж и плохо.

— Все прошло просто отвратительно, — огрызнулась она. — Я с трудом переношу этот глупый фарс и делаю это только ради мамы. Будь моя воля, он бы давно покинул этот дом. И знал бы, что возвращаться не надо никогда, ни при каких обстоятельствах! — Лорена яростно трясла миску, перемешивая кудрявый салат с эстрагоном и ореховым маслом. Попробовала сначала сама, потом зачерпнула полную ложку и положила ему в рот. — Лучше скажите, стоит добавить немного уксусу?

— Думаю, нет, — ответил Ник. — Кстати, запах из духовки доносится просто упоительный. Я всегда считал, что моя стряпня достойна уважения, но никогда не предполагал, что можно добиться такого результата с обыкновенным цыпленком.

— Если бы было иначе, это означало бы, что все деньги, потраченные на мое образование, ушли впустую. И поберегите ваши любезности для мамы, меня вам не смягчить. — С этими словами Лорена подхватила хрустальный салатник и направилась в столовую. Ник последовал за ней.

Они достигли двери столовой в ту минуту, когда Доналд произнес:

— Элизабет, ты удивительно хороша сегодня. Такая же красавица, как и раньше.

Услышав эти слова, Лорена круто повернулась, наткнулась на Ника и выпустила салатник из рук.

— Да как он смеет! Вы слышали это, Ник? — Она задыхалась от ярости.

— Какого черта! — Он подхватил на лету салатник. — Да, я слышал. Ваш отец только что сделал комплимент вашей маме. Что вас так возмутило? Было бы лучше, если бы он оскорбил ее?

— Было бы лучше, если бы она немедленно указала ему на дверь. Как она может, после всего случившегося, мириться с его лицемерием?

— Почему бы считаете, что он не может говорить искренне?

— Хотите сказать, что он очаровал не только ее, но еще и вас своими манерами? — Лорена одарила Ника взглядом, способным остудить адский огонь.

Он с трудом удерживался, чтобы не расхохотаться.

— Боюсь, Конфетка, вам стоит все же перестать капризничать, как дитя малое, и понять, что происходит. Посмотрите внимательно на вашу маму. Разве она не приложила массу усилий, чтобы выглядеть так, как выглядит? Или вы хотите сказать, что она всегда так одевается к обеду? Я откровенно сомневаюсь, что все эти усилия были направлены на то, чтобы произвести на меня впечатление, хотя лично я был бы польщен, если б это было именно так.

Лорена обиженно надула губы, и он вспомнил, почти ощутил их потрясающую шелковистость. Решительно, этот рот создан для поцелуев, не для обидных и горьких слов.

— Нет, — вынуждена была признать она, — мама так одевается только для гостей. И лучше бы ему помнить, что только гостем он и может являться в этом доме. Я не собираюсь спокойно наблюдать, как он второй раз разобьет ей сердце.

Ник поставил салатник на стоящий рядом столик, взял Лорену обеими руками за плечи и подвел к приоткрытой двери столовой.

— Конфетка, — прошептал он, — посмотрите внимательно и скажите, только честно, как, на ваш взгляд, сейчас чувствует себя миссис Гордон?

Они несколько минут молча смотрели на беседующую пару.

— Мама счастлива, совершенно счастлива, — ошеломленно пробормотала Лорена. — Я не помню, чтобы она так сияла уже многие годы.

— Ваша мама, Конфетка, немало пережила в своей жизни. Она сильная женщина. И она не нуждается ни в няньке, ни в телохранителе, чтобы провести вечер в спокойной беседе с отцом своих детей.

— Да как же вы не понимаете? — возмутилась Лорена. — Ведь он использует наше несчастье, чтобы втереться к ней в доверие и снова добиться ее привязанности!

Ник поднял руку и провел по нежной стройной шее.

— Может быть, именно несчастье заставило его вспомнить о том, что есть люди, которые нуждаются в его помощи. И он искренне захотел им помочь.

Ник хотел утешить и успокоить расстроенную Лорену, но она резким движением сбросила его руку.

— Я так и знала, что все вы, мужчины, заодно. И я очень жалею, что вообще вам доверилась.

Она повернулась, подхватила салатник и решительно вошла в столовую. Ник посмотрел ей вслед и криво усмехнулся.

— Ну и ну! Хотелось бы мне знать, что же будет дальше.

Да, вынуждена была признать Лорена, мать действительно приложила немало усилий и выглядела лет на двадцать моложе. Практически незаметный умело наложенный макияж замаскировал морщинки, от волнения заблестели глаза и порозовели щеки. Миссис Гордон даже надела тот светлый костюм, который, хоть и казался слишком легкомысленным для ее возраста, но необыкновенно шел ей. И еще Лорена с удивлением уловила тонкий аромат французских духов, которые она подарила матери на прошлое Рождество, но которыми та еще не пользовалась.

Разговор был весьма оживленный, но Лорена почти не принимала в нем участия. Она ковыряла вилкой в своей тарелке и с грустью размышляла о том, почему чувствует себя несчастной и обманутой. Она полагала, что ей давно уже безразлично все имеющее отношение к отцу, а сейчас вдруг поняла, что обманывала себя.

Лорена старалась вести себя вежливо, но отстраненно. Однако сделанное ею открытие так потрясло ее, что, несмотря на все старания, она не могла удержаться от крайне едких замечаний. Только выражение искреннего страдания и глубокого неодобрения на лице матери заставило ее замолчать до конца обеда. Больше всего, однако, ее беспокоило покорное терпение, с которым отец встречал эти выпады. Почему он так принимает все ядовитые укусы, выставляя именно ее в невыгодном свете? Какое он имеет право на сочувствие других?