- Что пройдет время, и тебя вообще не станет.

Жозеф сел рядом, качая головой.

- Дорогая Антуанетта, есть чувства, которые даже под влиянием времени не меняются.

- Что же это? Любовь?

- Моя любовь к вам, кузина. Да-да, не улыбайтесь… Я так часто говорил вам об этом, что вы, пожалуй, перестали воспринимать это всерьез.

- Нет, Жозеф, я всегда была благодарна вам за то, что вы ко мне испытываете.

Легким движением она поправила волосы, выпрямилась, протянув ему обе руки, которые он поцеловал. Потом, поднимая голову, Жозеф негромко произнес:

- Я знаю вас с детства, кузина. Так вот, я любил вас, когда вам было шестнадцать, и моя любовь нисколько не изменилась теперь, когда мне самому за пятьдесят. Заметьте, вы никогда ничего мне не давали…

- Вы были столь деликатны, что ничего и не требовали, - прошептала графиня.

- Да, эта моя проклятая деликатность… Просто я уважал вашу скорбь. Я, бывало, уходил к другим, но всегда возвращался к вам. Я не жалею, что не женился, и не жалею, что провел свою жизнь именно так, потому что в ней были вы, дорогая. Но, послушайте, если бы вы сейчас, когда прошло столько лет после смерти Филиппа…

Антуанетта очень мягко остановила его, догадываясь, что он хочет сказать.

- Нет-нет, мой друг, не надо. Не мучайте меня и себя. Для меня все уже кончено. Мое время прошло. Не надо об этом говорить.

Он послушно умолк, повиновался ей, как делал это всегда. Графиня с нежностью смотрела на кузена, на лучшего друга, который когда-либо у нее был, и сердце у нее чуть-чуть ныло. Кто знает, может, она бы предпочла, чтобы он был более смел и дерзок и менее деликатен - нет, не сейчас, конечно, а десять, двадцать лет назад, когда она была молода? Казнь Филиппа едва не убила ее, она полагала в то время, что ее сердце умерло. Но она пережила мужа на много лет, и сейчас, в сорок пять, понимала, что была не права тогда, что принесла в жертву не только счастье Жозефа, но и свое счастье. Как бы ей хотелось все это вернуть… А дети? Разве не хотелось бы ей, чтобы у нее был не только Эдуард?

Жозеф спросил, меняя тему:

- Так что же вы думаете об Экс-ле-Бене, Антуанетта?

Она, сразу повеселев, ответила:

- О, если ваше лекарство будет продолжать действовать на Эдуарда, я смогу туда поехать. Я не бывала на водах вот уже года два. И вы, мой дорогой друг, составили бы мне компанию, не так ли?

- Безусловно. Что у меня могут быть за дела? Я свободен.

Вошла служанка, сообщая, что обед подан. Антуанетта поднялась, опираясь на руку барона, и они отправились в столовую, где их уже ждал сервированный стол. Барон любил такие обеды - обеды, когда у графини не было гостей, когда можно было говорить с ней свободно и откровенно, не обращая внимания на чужие уши.

- А что Эдуард? - спросил он, разворачивая салфетку.

Антуанетта оживленно произнесла:

- О, эта ваша графиня просто чудесна. Она просто воскресила его к жизни. У него горят глаза, Жозеф. Он отсутствует целыми днями. Он даже спросил меня, какие, по моему мнению, драгоценности больше всего идут блондинкам… Представляете? Я сказала, что тут много нюансов нужно принять во внимание. Он, похоже, выбрал изумруды - что, у этой вашей графини зеленые глаза?

Барон, улыбаясь себе в усы, произнес:

- Глаза цвета морской волны, но с таким, знаете ли, изумрудным огнем.

- Вы становитесь поэтом, дорогой Жозеф. Может быть, и вы увлечены этой оригинальной графиней д’Эрио?

- Ничуть. Только речь здесь идет не о графине. Эдуард увлекся, но увлекся не ею, а ее дочерью - это один из тех сюрпризов, которые может преподнести молодость.

- Дочерью?

- Да, совсем молоденькой девушкой, лет шестнадцати.

Гримаса пробежала по светлому лицу графини:

- Она похожа на мать?

- О, этого я не знаю. Я говорил вам уже, дорогая, что почти не знаком с Адель.

- Однако имя вы знаете. Какого вы о ней мнения?

- Никакого. Она поразительно красива - вот, пожалуй, и все. Об остальном я не допытывался. К чему это? Нам ведь нет дела до нее. Нас интересует Эдуард.

Антуанетта обеспокоенно спросила:

- Надеюсь, что никаких осложнений не будет? Все это не слишком серьезно?

- Нет, уверяю вас… Вашу семью я сумею защитить от любых осложнений, не волнуйтесь. А Эдуард еще не в том возрасте, когда можно думать о ком-либо серьезно. Разве вы не знаете этих молодых людей? Они всегда ищут чего-то нового.

Графиня де Монтрей тихо заметила:

- Однако вы, Жозеф, нового не ищете и не искали.

- Я? Я встретил вас. Боже мой, да это же несравнимо… Нет-нет, дорогая, через три-четыре месяца Эдуард вернется к вам возрожденным и забудет об этой малютке. Я обещаю это.

- Дай-то Бог, любезный кузен. Я так желаю ему счастья.

Барон де Фронсак качнул головой, будто показывая, что полностью разделяет чувства кузины. Потом, вооружаясь вилкой и ножом и готовясь разрезать мясо, деловито сказал:

- Эдуард для меня как сын, Антуанетта. Он мой наследник. Когда я умру, все мое состояние перейдет к нему. Но, пока я жив, я помогу вам устроить его жизнь. Вы ведь не откажете мне в ловкости, не так ли? Я ловко свел Эдуарда с этой девчонкой, и удар попал в цель. Со временем я так же ловко познакомлю его с девушкой, которая будет достойна стать его женой.

- Буду молиться за это, Жозеф. Монтреям нужен наследник.

Барон согласно кивнул. Антуанетта, меняя тему, сообщила:

- Сегодня у меня много гостей приедут к ужину. Я увижу вас вечером, не так ли?

- Ах, снова эти приемы… Не лучше ли было бы вам поберечься и отменить этот званый ужин?

- Нет, милый друг, нет. - Она ласково улыбнулась. - Вы же знаете, как я люблю блистать. Это для меня лучшее лекарство.

- А кого вы ждете сегодня? - осведомился Жозеф. - Будут какие-нибудь знаменитости?

Сразу оживляясь, она ответила:

- Да, один молодой русский князь, Анатоль Демидов. Он недавно возвратился из путешествия в Италию, всего три дня в Париже. Я написала ему, и он обещался быть.

- Вы его знаете?

- Нет, совсем не знаю, но, говорят, это бешено темпераментный человек, немного дикарь,