— Отвязалась. Слава тебе… — Она осеклась. — Гореть мне в аду!

* * *

Лаврова приходила с работы и ложилась на кровать. Не хотелось есть, пить, мыться. Ухаживать за своим никчемным, биологически нецелесообразным организмом было незачем.

Ей позвонил Стас.

— Ты что с ним сотворила?

— Что?

— Он целыми днями лежит. Ничего не делает. И молчит, — голос Стаса дрожал от возмущения.

— А я при чем? — вяло поинтересовалась Лаврова.

— Стерва! — Стас бросил трубку.

Лаврова сидела у Аськи. Они пили казахстанский коньяк и закусывали пирожками с капустой.

— Я всю ночь заснуть не могла. Все думала, что он там умирает. Долго. Как Сталин. Если бы ему оказали помощь вовремя, он бы выжил.

— Сталин?

— Дура! Ястреб.

У Аськи был сосед по подъезду со странной фамилией Ястреб. Ему уже перевалило за шестьдесят. Он разошелся с женой и жил один. Когда Аська загорала на балконе, он подглядывал за ней сверху со своего балкона. Охотился за ней по диагонали. Как и положено орлам, он гнездился на вершине скалы, на самом верхнем этаже человеческого дома.

— Вчера его жена просила, чтобы открыли дверь его квартиры, проверить, как он. Она не могла ему дозвониться уже два дня. Все отказались. Все тупо сидели у телевизоров и жрали свой ужин. Зачем напрягать себя после работы? Вдруг увидишь смерть и потом не уснешь. Ведь завтра на работе нужно быть огурцом.

— И что оказалось?

— Когда взломали дверь, он лежал на полу. Мертвый. Уже давно. Соседка, живущая этажом ниже, сказала, что два дня назад она слышала, как он упал и застонал. И ничего не сделала. Сука!

— Обычное дело, — согласилась Лаврова. — Это доказали еще Дарли и Ладен. Когда толпа людей слышит, как кого-то убивают, каждый надеется, что поможет другой. Твоя соседка рассчитывала, что ему помогут другие соседи. Виновата не она, а человеческая натура — привычка перекладывать ответственность на чужие плечи.

— Получается, все люди сволочи.

— Точно. Представляешь, мы умрем, и нас обнаружат недели через три по тошнотворному запаху из квартиры.

— Идиотизм! — Аська повела плечами. — Давай выпьем.

— Давай.

— Когда выпьешь, не так страшно, — крякнув, сказала Аська.

— Угу.

* * *

Нужно было забыться. Лаврова с Аськой и Линкой отправились в «Метро». Лаврова надела на себя самую короткую юбку, блузку завязала узлом на животе, открыв пупок. Ей хотелось оголить себя побольше. Костя говорил, что у нее атласная кожа.

«У всех людей кожа шелковистая, у тебя атласная. Это редкость», — уверял он, нежно скользя пальцами по ее обнаженной коже.

Из грузинской сережки с черным ониксом, пара к которой была потеряна, Лаврова сделала кулон и надела его на цепочку. Оникс тускло светился колдовским, цыганским глазом в ложбинке между ее грудей. Лаврова подвела глаза стрелками и стянула на макушке конский хвост. Он воинственно торчал, словно боевая ритуальная прическа древних ацтеков. Она собиралась выдержать бой со своей памятью, заранее зная, что проиграет. Лаврова не умела сражаться, ее этому не учили.

К ним почти сразу пристали два перца. Два молодца, одинаковых с лица. Они были перекачаны анаболическими стероидами. Лаврова с подругами пила за их счет. Перцы надеялись получить за это дармовое развлечение. Лаврова пошла в туалет. Ее догнал один из близнецов. Он прижал ее к стене и, дыша в лицо кислым табаком и перебродившим алкоголем, позвал в свою квартиру.

— Поехали, оторвемся. У меня дома есть гаш.

— Я люблю садо-мазо, — процедила Лаврова.

— Садо или мазо? — ухмыльнулся близнец близнеца.

— Я прикую тебя наручниками к кровати и буду бить металлической пряжкой.

— Где твои наручники? — продолжал дышать перегаром безмозглый, как амеба, качок.

— В сумке.

— Мне поровну. У моей кровати деревянная спинка, — заржал ходячий анаболик.

— Я прикую тебя к батарее, тушканчик! Понял? — Лаврова с силой толкнула его в грудь кулаками и, не разбирая дороги, помчалась к туалету.

Она с разбегу налетела на чье-то тело и подняла глаза. Перед ней стоял Минотавр. С ним была невысокая моложавая брюнетка. Ее ненастоящие волосы блестели черной фашистской каской, огромные губы распускались красным плотоядным амариллисом на бледной маске лица. Лаврова прищурила глаза и присудила кирпичным губам Минотавра поцелуй Иуды. Поцелуй превратился в смачный укус.

— Ты что, взбесилась?

— Я проверяю, где прячется ботокс.

Кровь Минотавра была горькой, как желудь, со слабым привкусом сухого мартини.

И тут послышался стрекот цикады, похожий на смех.

— Если ты собираешься найти себе девицу, далеко ходить не надо. Она на тебе уже висит.

— Я знаю, где прячется ботокс, — Лаврова в упор смотрела на толстые губы брюнетки.

Минотавр рассмеялся. Глаза брюнетки сузились.

— Старый мерзавец! — Она развернулась и пошла прочь.

Лаврова захлопала ей вслед. Она была солидарна с брюнеткой во всем. Минотавр хохотал как ни в чем не бывало.

Лаврова уселась в недовольный крокодилий «Хаммер», его механическое сердце хмуро урчало.

— Ты по мне скучал? — спросила Лаврова.

— Нет.

— И я по тебе нет, — Лаврова хихикнула. — Кто она?

— Никто.

— А я кто?

— Все мы никто.

— Логично. — Лаврова замолчала.

* * *

Они лежали в его кровати. Лаврова трогала пальцами свою укушенную губу. Ее кровь вкуса сухого мартини смешалась с горьким отваром коры дуба.

— У тебя нет фантазии, — заметила Лаврова. — Ты играешь в зеркало Джона, а ведущим быть не получается.

— Дурочка, — ответил он.

— Похорони меня, когда я умру, — попросила она.

— Ты сама себя похоронишь.

Лаврова закрыла глаза и представила себя мертвой, роющей самой себе могилу. Даже мертвой у Лавровой не получалось вырыть себе нормальную могилу, как у людей. Она была такой маленькой, что Лавровой пришлось лечь на бок и подогнуть колени к груди. Ветер забросал ее влажной, червивой землей. Все как всегда.

Лаврова провела пальцами по жестким, проволочным волосам лежащего рядом мужчины.

— Ты по мне скучал? — жалобно спросила она.

— Нет.

«А я скучала, — подумала она, — по мальчику с глазами цвета моря в Кринице».