— Да не домой, а к Цицерону! Ты что, не поняла?

Однако Метла упорно натягивала поводок. Вскоре стало ясно, что она не капризничает, а выполняет приказ: она вела Лизу мимо квартиры наверх, к чердаку.

— Искать! Искать, Метла! — подгоняла Лиза, и собака укоризненно косилась на нее большим черным глазом, словно спрашивая: «А я что, по-твоему, делаю?»

Дверь на чердак поддалась легко — замок был сорван. Наверху было темно и сыро, будто протекала крыша.

— Место, Метла! Сидеть! — прошептала девочка. Она решила пробираться дальше одна, чтобы, если попугай все-таки найдется, собака не спугнула его радостным лаем.

Дождь безобидно барабанил по крыше, но если грохотал гром, становилось страшно. Лиза приседала и зажмуривалась, а когда сердце успокаивалось, снова пробиралась вперед, нащупывая в темноте дорогу.

Птицы, сгрудившись, сидели на слуховом окне. Это были голуби, обычные городские сизари. Вспугнутые появлением незваной гостьи, они недовольно заворковали, некоторые сорвались с насеста, но тут же вернулись, видимо, решив, что человек все же меньшее зло, чем разгулявшаяся стихия.

Попугая среди них не было.

— Цицерон! — на всякий случай все же громко позвала Лиза. — Ты здесь?

Она уже почти не надеялась, когда услышала знакомый голос. Однако это было уже не бодрое «Пгивет, малышка!», а жалобное, сиплое «Цици хороший! Цици хороший!» Распугивая голубей, Лиза выглянула в оконный проем. Маленький жалкий комок пристроился на самой кромке — должно быть, птицы не пустили его в свою компанию.

— Цицерон, иди ко мне! Иди! — позвала она и протянула руку. Однако попугай не двинулся. Вероятно, он устал и выбился из сил, а может, сердился на Лизу за то, что она бросила его одного.

Надо было схватить его, но как? Для этого пришлось бы вылезти на крышу, а попугай, как назло, уселся на самом краю, за охранительным ограждением.

Ливень усилился — Цицерон захлопал крыльями, громко закричал, и Лиза, стиснув зубы, подтянулась и, с трудом протиснувшись в маленькое оконце, перевалилась на мокрую поверхность.

Она тут же съехала, и ноги уперлись в решетку. До птицы оставалось метра полтора, и это было самое опасное место, уже ничем не огражденное. Девочка снова позвала попугая, но тот спрятал голову под крыло и не отзывался.

Тогда, дрожа от холода и страха, она перелезла через ограждение и, уцепившись одной рукой за решетку, потянулась другой к попугаю, приговаривая: «Цици, Цици, Цици!» Бесполезно. Подманить бы его, но как?

Тут она вспомнила, что попугай любил чупа-чупсы — он съедал их вместе с оберткой и палочкой. Апельсиновая карамелька намокла в кармане, стала противной и липкой, но сладкий запах от этого только усилился.

Чтобы подобраться с приманкой поближе, пришлось почти отпустить решетку. Но — о чудо! — Цицерон повернул голову и уставился на леденец. А потом сдвинулся с места и, клацая когтями по мокрой крыше, направился к угощению.

Он был уже совсем рядом, когда небо расколола яркая вспышка. Молния была самой мощной за эту грозу и самой близкой, а последовавший гром показался ударом в гигантский барабан. Грохот прокатился по цинковым листам, крыша задрожала, голуби забились на чердаке. Попугай подпрыгнул и, взмахнув крыльями, с громким криком исчез в темноте.

А девочка, вздрогнув от испуга, выпустила решетку и начала медленно съезжать..

Она пыталась уцепиться за что-нибудь, но пальцы и колени беспомощно скользили, а потоки воды неумолимо подталкивали к краю. Она кричала, барахталась, царапалась, но ответом был только шум ветра и барабанная дробь дождя. И лишь на самом краю ей удалось упереться ногой в загнутый край, и это немного замедлило падение, а потом она услышала собачий лай и почувствовала, что ее тащат за куртку вверх..

Это была Метла. Просунув голову между прутьев, собака вцепилась в капюшон и, упершись всеми четырьмя лапами, тянула на себя. Неожиданная помощь придала сил, Лиза снова начала карабкаться, и на этот раз ей удалось ухватиться за решетку и перевалиться через нее.

Несколько минут девочка лежала пластом, пытаясь перевести дыхание и справиться с колотившей тело дрожью.

— Спасибо, Метла, — произнесла она наконец. — С меня призовое кило сухого корма.

Долгожданный шанс

Оксана стояла у открытого окна и смотрела на дождь. Это было одним из маленьких удовольствий, которыми так нечасто в последнее время баловала жизнь. Она вдыхала чистый влажный воздух, полный терпкого запаха мокрой молодой листвы, подставляла лицо под случайно залетающие в комнату капли. Гром и молнии не пугали ее, она лишь вздрагивала, зрачки слегка расширялись..

Потом поднесла к глазам бинокль – подсматривать за жизнью других тоже было одним из удовольствий. В окнах поочередно вспыхивал свет — это было похоже на шоу «За стеклом». Иногда ей удавалось увидеть Максима — и это единственное, что она себе позволяла.

Она помнила про день рождения Макса и Даны. В их споре соперница вышла победительницей, поэтому Оксане пришлось расстаться с сережками. За прошедшие месяцы многое изменилось. Воспоминания о беготне к колдунье и суете с приворотным зельем вызывали теперь стыд и смех. И все-таки… И все-таки в глубине души жила надежда, что однажды все изменится.

Произойдет чудо, у нее появится шанс. Она еще не знала какой, но верила всем сердцем..

— Опять подглядываешь? Закрой, холодно! — Сергей Шумейко подошел сзади, обнял за плечи. — И на ковер набрызгало, смотри-ка!

Он стал здесь частым гостем — с тех пор, как Оксана сама предложила возобновить отношения. И все это время не прекращались ссоры из-за форточек — Оксана всегда открывала их, а Сергей закрывал.

— Как ты можешь терпеть такой холод! — сердился он.

— А как ты выносишь такую духоту! — огрызалась она.

Споры не мешали страстному, постоянному чувству Сергея к Оксане, его собачьей преданности и готовности всегда быть «под рукой». Вечно занятой Оксане он стал удобен — не надо искать никого другого, можно заниматься учебой и не забивать себе голову посторонними мыслями.

Бинокль переместился на окна Ереминых. Она разглядела силуэт Даны, но Максима рядом не было. В соседних комнатах тоже.

Интересно, что Данка подарила ему сегодня. Она никогда не умела делать подарки. Однажды в детстве преподнесла Оксане самую уродскую куклу, которую только можно было представить — большую, пластмассовую, с глупыми голубыми глазами, толстыми руками и ногами, — а Оксана мечтала о стройной маленькой Барби… Странно, что в такой день Данка одна, а не с Максимом.

Наверняка у них какие-то проблемы. И не просто проблемы, а серьезные разногласия, если даже ради своего двойного праздника они не смогли их преодолеть..

А потом вспыхнул свет в окнах Бехтеревых. С забившимся сердцем Оксана перевела бинокль… Да, вот он, Максим, кормит каким-то сеном свою обожаемую черепаху. Вот, оказывается, с кем он празднует, с черепахой, а не с Данкой!