— Что?

— Ты выпал из реальности, — ответил ему Соел.

— Да? Простите. Что-то этот чай навеял мне какие-то воспоминания…

— Правда, а какие? — живо поинтересовалась Китти. Была бы она собакой, то точно непрерывно бы виляла хвостом. Фил ненадолго задумался, прежде чем дать какой-то внятный ответ, и снова приковал свой взгляд в тёмной жидкости в кружке. Запах уже стал привычным, не менее знакомым, но уже не отбрасывал в какие-то странные локации из прошлого, заполненные яркими цветами, — скорее всего, детства эльфа. Вновь он всецело прибывал в угрюмой блёклой реальности. — Да сам понять не могу. Какая-то долина, какая-то река… Понятия не имею, где это.

Троица переглянулась.

— Жаль, что ты не умеешь рисовать, лейтенант, — с досадой подметил Леон. — Мог бы хоть изобразить да показать, что там увидел.

— Любопытно: я уверен, что раньше именно это место мне снилось часто, — вдруг вспомнил эльф, уставившись на мелколистный густо растущий фикус, стоящий на подоконнике.

— Сколько лет мы общаемся и служим вместе, ты никогда не рассказывал о своем прошлом, Фил, — отметил Соел, принявшись за пряник. Его вопрос лёгким разрядом прошёлся по всему телу эльфа, выводя его из очередного транса и отвлекая от пристального наблюдения за неподвижным молчаливым фикусом, от которого он где-то на подсознательном уровне ждал хоть какого-то ответа.

— Мне нечего рассказывать, — сухо ответил Фил.

— А почему Ригер, а не Гриффин? — Китти решила начать допрос.

Этот вопрос оказался ещё большим разрядом колючего дискомфорта, проходящим через всё тело, начиная от макушки, заканчивая пятками. То было похоже на онемение и дальнейшее покалывание после того, как отлежишь какую-либо из конечностей, и это фантомное чувство ещё больше выбивало из колеи.

— Потому что я так захотел.

— Это потому что la mama… — не успел Леон начать, как Фил тут же прервал его своим режущим холодным взглядом, вселяющим страх в любого, на кого он так посмотрит. Бедный барс вздрогнул и чуть не выронил свою сладость из лапы. — Прости…

— Да на самом деле верно говоришь. Мне ни к чему лишнее внимание и ненужные привилегии, поэтому и Ригер, а не Гриффин.

— А почему не фамилия отца? — с неизменным жизнелюбием на лице и добротой в голове поинтересовалась Китти, подлив себе ещё чаю и принимаясь уже аж за третий пряник. — Думаю, твой родной отец должен быть не последним человеком в магармии. Я ведь могла даже слышать его фамилию? — Этот вопрос был ударом ниже пояса. Фил аж поморщился и побледнел.

Китти глядела на Фила с наивным детским недоумением, наклоняя голову то направо, то налево, искренне не понимая, как такое могло произойти, но она не была глупой, поэтому расспросы на эту тему продолжать не стала, с голодной жадностью откусив внушительный кусок от пряника. Соел с лёгким испугом на неё посмотрел. Можно было только догадываться, что он там себе нафантазировал, зная, что эта девушка способна превратиться в огромного оборотня и откусить ему его белобрысую башку.

Не успела снова повиснуть тишина, как Леон завёл новую тему для разговора, на самом деле, очень важную для него сейчас.

— Слушай, лейтенант. Ты же у нас эксперт в языке цветов…

— И?

— Помоги определиться, какой букет подарить одной особе… — Леон крайне засмущался, если бы не шерсть, то точно можно было бы увидеть румянец. Он растеряно чесал затылок. Взгляд Фила в этот момент смягчился.

— А повод-то какой?

— Ну… ну… я бы хотел признаться ей в своих чувствах. Как я её люблю, а ещё какая она красивая!

— Кто хоть это? Я погляжу, эти двое в курсе, раз любопытство одолело только меня?

— Это… ну… ты её не знаешь! Да и они тоже, на самом деле. Просто знают… но она леопард, если тебе это интересно. Вот…

— Вот как… — ненадолго Фил задумался, уставился снова на тот же фикус, а потом предложил: — Подари ей для начала пять фиолетовых лилий, а там уже как пойдёт…

— А что… А что это значит? — Леон разволновался и оживился настолько, что чуть не выскочил из-за стола.

— Значат признание в твоей сильной влюблённости в такую замечательную и прекрасную женщину, котёнок ты мой… Леон немного успокоился, звучало безобидно и вполне себе то, чего он хотел. Глубоко в душе Фил испытывал радость за своего друга и товарища, но улыбку всё же сдержал, хотя, глядя на этого робкого барса, это было непросто даже для него.

Китти тут же разбавила разговор ещё одной темой, тоже косвенно касавшейся цветов.

— Я слышала уже не один раз, что одну из девушек-курсантов ты называешь «Подсолнух». Что это значит?

От неожиданности вопроса Фил ссутулился. Но это был абсолютно безболезненный вопрос — в кой-то веки со стороны Китти.

— Просто она на него похожа, вот и всё: тощая, длинная и с жёлтой головой, — ответ был сухим и коротким. Китти, очевидно, такой вариант не устроил, что она выразила в нахмуренных прямых бровках и сморщенном маленьком носе, а полные губы от недовольства стали ещё больше. Это был уже не сержант, а недовольный ребёнок. Зная наивную и романтичную натуру Китти, Фил понял, что она ждала более живого ответа с веянием, возможно, какой-то романтики. Но самого Фила немного покоробило от мыслей о романтике и сантиментах: для него это непозволительная роскошь в отношении женщин. Эльф впредь старался любить искренне исключительно цветы и восхищаться, опять же, только ими. Очевидно, ход мыслей Фила поймал и Соел, который являлся непосредственно инструктором Эрины, и он тут же возмутился:

— Китти! Ей всего лишь восемнадцать лет, а ему уже скоро тридцатник! Что у них может быть общего? И вообще, это вульгарно — офицеру крутить роман со своей подчинённой.

Китти закатила глаза, но тут же ответила на это:

— Ну совершеннолетняя же. Никакого криминала!

— Ты что за бред несешь!

— Ребят, ну хватит, это пустой трёп, — влился в их бессмысленную беседу Леон.

— А я говорю, это неприемлемо!

— Нормально!

И только Фил не вступал в эту полемику, по сути даже не зная, что стоит сказать, и вообще нужно ли делиться чем-то такого рода вообще с кем-либо. Пока троица, используя кучу брани, дискутировала на эту глупую тему, которая Фила несильно-то и интересовала, ведь кому какая разница, кто с кем ходит по улице и держится за ручки, он открыл форточку и закурил. За окном уже посветлело; утренний розовый океан, отразившийся на небе, предвещал солнечный день, однако морозный, если судить по хлынувшему внутрь обжигающему холоду.

Пока Фил делал одну затяжку за другой, он краем уха услышал, что тема полемики