Однако Митаюки-нэ это тихое бунтарство туземцев вполне устраивало. Здешние племена не будут враждебны, не станут открыто помогать колдунам из южных земель, остерегутся вредить и при появлении казаков и их священников станут называть себя христианами.

А чего еще требуется от жителей возле важного торного пути?

Самые храбрые и решительные здешние воины в поисках славы и добычи будут уходить на службу в остроги иноземцев. Ведь дома их не ждет ничего, кроме мечтаний и безвестности. Подарки, иногда присылаемые в их дома, да сказания о славных походах постепенно будут превращать местное население во все более и более преданного почитателя Иисуса Христа. Сменится три-четыре поколения – и правнуки нынешних смутьянов, насмотревшись на поведение родителей, уже совершенно искренне будут возносить христианские молитвы и мазать кровью уста Ильи-громовержца, а не Хунт-Торума, сплетать венки святой Параскеве Пятнице, а не богине Мых-ими. Не будут мыслить над собой иной власти, кроме воли их сыновей и внуков – ее, Митаюки, и грозного Матвея Серьги.

Так что пусть себе бунтуют в глубине души. И чем глубже, тем лучше. Подобное сопротивление она как-нибудь переживет.

Не желая раздражать новых братьев во Христе, чародейка не покушалась на имущество варанхайцев, и все, что она позволила себе в пяти покоренных деревнях – так это забрала пару лодок. На них христианские воины сложили припасы. Теперь еда, подстилки и часть оружия плыли вниз по течению сами по себе, под приглядом Ганса Штраубе и четырех гребцов, а отряд двигался налегке, что заметно увеличило его скорость.

Выйдя на тропу, ведущую к очередному поселку, Митаюки уже собиралась объявить привал, дабы отправиться на разведку, как впереди внезапно послышался глухой перекатывающийся гром.

Путники невольно вскинули глаза к небу, но оно было чистым и солнечным, лишь с редкими мелкими облачками.

– Наши! – первым сообразил немец и махнул рукой сидящим в лодке сир-тя: – Гребите!

Воины послушно навалились на весла, челны рванули вперед.

– За мной! – оглянулась на уже расходящихся воинов Митаюки и резко ускорила шаг.

Разумеется, Ганс Штраубе, которому помогало течение, успел к месту схватки первым. Вылетев из-за мыса на полноводный прямой участок, украшенный тремя стругами, он вскинул пищаль и выстрелил над деревьями. Ведь в ратном деле решения принимаются быстро, и второпях его могли принять за врага, а попасть под залп картечи наемнику не улыбалось.

Но грохот ружья и белое пороховое облако сразу расставило все по своим местам – местные язычники огнестрела, по счастью, не знали.

Иван Егоров и Кондрат Чугреев вышли к воде, вгляделись – и расплылись в улыбках:

– Ганс! Капитан! Дружище! – Челны с ходу выскочили на берег почти на треть своей длины, и немец тут же попал в крепкие объятия ватажников. – Как ты, откуда? Один али с сотоварищами?!

В крепких руках Михейко Ослопа немец не то что ответить – вздохнуть не мог. Но когда огромный казак поставил его обратно на траву, поведал, потирая ребра:

– Встречь вам мы выступили. Я да наша хитрющая Митаюки, Матвеева женка, да еще почти сотня дикарей местных обращенных, христиан честных.

– Помню, помню девицу, – недоверчиво прищурился атаман. – И как она? Чудила?

– Еще как, клянусь святой Бригиттой! – рассмеялся Штраубе. – Мы ведь вроде как в разведку выступили, путь прощупать перед главным наступлением. Она же исхитрилась все поселки на пути нашем в веру Христову обратить, и они вроде как ноне союзники наши. Не с кем воевать, получается, такие дела, – развел руками наемник и подмигнул: – С добычей мы, знамо. Токмо подобрать ее по пути надобно будет. Бо в челноки малые не влезла.

Воевода хмыкнул, посмотрел на Кондрата. Бородач пожал плечами:

– Эта может. Истинно, ведьма. Хитра, зар-раза! Даром, что обликом девка малая. Коли помогать решила, дело сладится.

– Берегом она с прочими сир-тя идет и вот-вот появится! – предупредил Ганс Штраубе. – Вы их случайно не постреляйте.

– Михейко, упреди казаков, дабы с друзьями нашими не сцепились, – посмотрел на великана атаман. Тот согласно кивнул и зашагал к краю площади.

Предупреждать никого не потребовалось. Митаюки, обогнав свой отряд на два десятка шагов, при виде казака так истошно завизжала:

– Осло-о-опушка!!! – что ее услышали во всех концах поселка. Чародейка кинулась на шею великана и повисла, поджав ноги и прижавшись щекой к щетине воина: – Как же я по вам по всем соскучилась!

Михейко невольно улыбнулся в ответ и осторожно, чтобы не сломать хрупкую красотку, обнял колдунью:

– Привет тебе, Митаюка… Давно не виделись… Ты как?

– Живем! – кратко сообщила девушка. – От Матвея тебе привет. Вспоминал часто.

– А Матвей как? – отпустил чародейку казак.

– В хлопотах весь муженек мой ненаглядный, – посетовала Митаюки. – В делах, заботах. Три острога на нем, хозяйство, рати большие. Тяжко ношу такую тянуть. Но про тебя вспоминал. Сказывал, самый могучий ты из всех, кого он видывал!

– Он тоже… крепок… – Великан смутился и даже слегка покраснел от неожиданной похвалы.

На самом деле, конечно же, Серьга, при всей дружбе с Ослопом, о соратнике за минувший год не вспомнил ни разу. Но Митаюки-нэ требовалось с первых мгновений расположить к себе казака – и учение девичества давало сразу несколько надежных советов для достижения подобной цели. И вот – чародейка дружески обнимала чужого воина, жизнерадостно махала рукой воеводе Егорову и бородатому Кондрату, а у нее из-за спины вытекали и вытекали из леса десятки воинов, расходясь по площади и смешиваясь с иноземцами.

Теперь, даже если казаки Троицкого острога и имели нехорошие замыслы – затевать бой уже поздно. В ближней схватке у пищали перед копьем и палицей особого преимущества нет. А воинов у чародейки больше минимум втрое. Справятся.

– Ганс сказывает, жена Серьгова, ты половину дела ратного за нас сотворила? – подошел ближе Иван Егоров, и Митаюки не ощутила в его сознании никаких иных эмоций, кроме одобрения. – Целых пять селений одна покорила?

– Кабы не капитан, меня бы еще во втором зарезали, – тут же вернула наемнику похвалу черная ведьма и добавила, указав на своих сир-тя: – Сии воины делу веры Христовой также всей душой преданы, себя не жалели.

– Добро, – кивнул атаман. – Отдыхайте. Опосля решим, как дальше поход свой вести.

– Умница, – положил ладонь ей на плечо Кондрат Чугреев, и в его эмоциях чародейка ощутила облегчение. Похоже, белые иноземцы доверяли ей так же мало, как она – им, и теперь все радовались, что оказались не врагами, а союзниками. – Правильно мы тебя в ватагу приняли.

– Вы семья моя большая, Кондрат, – улыбнулась и бородачу девушка. – Не сомневайся.

Воевода Егоров и его ближние сподвижники отправились к остаткам истерзанного картечью святилища, темная ведьма повернула к стоящим за догорающими кострами чумам. Медленно пошла, огибая кровавые лужи, переступая оторванные руки и ноги, просто бесформенные куски мяса, останавливаясь возле безжизненных тел, стараясь не слышать девичий плач и крики боли.