истории. А про первый известно только, что некий древний король, из первых королей Октльхейна, однажды сошёл с ума, выстроил во дворе замка две сотни юнлейнов, приказал запереть ворота и устроил Посвящение, что на время прихода Альез было строжайше запрещено, а во время Викейру — просто очень не приветствовалось. Это, как раз, были последние дни Синей звезды. Так вот этот самый древний (в том числе, и по годам) король велел развести в центре двора огромный костёр, спалил на нём ещё беспомощного мага и двух его учеников, якобы во славу Альез, а под конец сиганул в этот костёр и сам, успев объявить своим преемником единственного сына. Наследник от содеянного отцом пришёл в ужас, тут же отрёкся от короны и собственного имени и в тот же день покинул Октльхейн навсегда. Так на трон взошла новая династия, которую, уже совсем по другим причинам, сменила та, к которой принадлежали Толфред, Байвин и немножко сама Сольге.

***

Итак, оставалась надежда на ворота юнлейнов. Сольге пока плохо представляла, как ей удастся провести через них Шо-Рэя. Был, конечно, самый простой способ — переодеть и представить случайным попутчиком и спасителем, о чем даже врать не надо. Вот только уж больно необычная для этих мест и запоминающаяся внешность была у мага. Лишнее внимание, всякие любопытные, слухи… А там, глядишь, кто-нибудь случайно вспомнит, что видел где-нибудь похожего типа в тёмно-синей мантии. И всё. Конец секрету. Чем меньше причастных, тем сохраннее тайна и собственная голова на плечах.

Сольге как раз обдумывала возможность привязать Шо-Рэя к животу его собственного коня, может быть, скрыть плащом или ехать на своих лошадях по бокам и поближе, благо ширина ворот это позволяла, как…

— Закрыты, — сказал Янкель.

— Что? — Сольге решила, что ей показалось, но он повторил:

— Ворота закрыты.

Этого не могло быть. Просто не могло. Да, обычно опускали внешнюю решётку ворот, но это больше чтобы любопытные да ленивые, кому до городских ворот доехать невмоготу, не шастали. Но вот чтобы так, наглухо — такого никогда не было. Конечно была бы Сольге одна или только с Янкелем, церемониться бы не стала — не именем короля, так кулаками Хендрика путь бы себе проложила. Но в компании с безумной девчонкой и магом такой способ не годился.

В который уже раз промелькнула робкая гадкая мыслишка бросить здесь всех этих попутчиков и Янкеля вместе с ними, если заупрямится, и скорее домой. Но так мерзко становилось Сольге от самой себя, что гнала она эту мыслишку прочь, едва та только о себе напоминала. Вместе — значит, вместе.

Тем более что оставался ещё один путь. Хотя им-то как раз Сольге пользоваться и не хотела.

Глава 7

Вверх по крутому, поросшему густым, непролазным лесом, склону холма, на котором стоит королевский замок Октльхейна, таясь по кустам, пробираясь среди деревьев, то карабкаясь вверх, то бросаясь в стороны, крадётся тропка, такая узенькая, что два человека с трудом разойдутся, лошадь пройдёт, конечно, но всаднику хоть ноги подбирай — кусты цепляются, ветки хватают. Неудобная дорожка, что тут скажешь. Да и ведёт в никуда — в стену упирается. Зачем только вообще нужна такая? Вот только знание об этой тропке-дорожке передаётся от короля королю под строжайшим секретом. Потому что ведёт она вовсе не к глухой стене, а к тайному ходу. Если правильно нажать на два камня справа и два слева, бесшумно опустится участок стены, чуть шире самой тропки, то ход этот самый и откроется. А потом так же бесшумно закроется за спиной вошедших. Ни огонька, ни факела в нем нет, но и заблудиться не выйдет, потому как ведёт он только в одно место — в маленький закуток между Детским крылом замка и главной его частью.

Редко кому приходилось воспользоваться этим путём, иной король только знал, где ход тайный находится, а так, чтоб им воспользоваться — случая не представлялось. Редко-редко, а все колёсики, все механизмы работали все так же бесшумно и без сбоев, как в тот день, когда ход был готов. Есть в стене, на две головы выше человеческого роста, комнатушка без окон. Было бы посветлее, можно было бы разглядеть, что есть в комнатушке этой кровать, стол да пара стульев, умывальник, словом, все, что нужно для жизни одному единственному человеку — стражу тайного хода. А свет ему не нужен вовсе, потому что страж слеп от рождения. Таким был первый из стражей, такими же — все следующие до нынешнего дня, и будут такими те, кто займёт это место после. Хотя, возможно, строитель тайного ходя и стал первым его стражем — чтобы никто посторонний никогда не узнал этой тайны.

Словно крот в своих подземных охотничьих угодьях, как жук-древоточец в стволе дерева, бесшумно передвигается слепой страж по сети узких коридоров в стенах замка: к механизмам дверей, на кухню и в покои того единственного, кому он подчиняется. Когда страж становится немощен и слаб, ему приводят ученика — мальчика, слепого от рождения, чтобы страж обучил его себе на смену. Никого и никогда не будет знать этот мальчик, кроме учителя, будущего ученика, своего господина и, может быть, кухарки, которая будет делать вид, что не удивляется пропаже еды, которую оставляет каждый вечер в одном и том же месте, у стены.

Старый страж едва слышно прошаркал по тёмному коридору, нащупал на стене небольшое окошко, закрытое такими плотными ставнями, что не было даже крохотной щёлочки, сквозь которую мог бы проскользнуть хотя бы малюсенький лучик света, и потянул за рычаг. Ставни не шелохнулись, но где-то на той стороне тихонько звякнул колокольчик.

Окошко открылось не сразу, словно тому, кто находился по ту его сторону, понадобилось время, чтобы до него добраться. Там, с той стороны, тоже было темно, но старому стражу эта — чужая — темнота показалась бы ослепительно яркой, не будь он слеп.

— Их было четверо, господин, — прошелестел страж.

Окошко захлопнулось. Старик ещё какое-то время постоял, прислушиваясь, а потом так же, едва слышно, пошаркал обратно на свой пост.

***

В королевской голубятне шумно, пыльно, суетно. Воркотня, перья, помет, куда уж без него, конечно. И голуби. Такие разные, что иной раз и усомнишься — голубь ли перед тобой или какая другая диковинная птица. Вот пёстрые, пухлые, на вид добродушные, но только сунь руку — милые розовые клювики не оставят на ней живого места — эти из Виникриса. Вот крупные, лохматые, словно в