я черпал информацию из документов, то он знал об этом из собственного опыта. Открыв первое русское издание книги «Архипелаг ГУЛАГ» вскоре после ее выхода в свет в Париже в декабре 1973 года, я с удивлением увидел, что автор тоже изучал малоизвестные исторические события, о которых я писал в течение нескольких лет. Он называл их «последней тайной Второй мировой войны». Это была хорошая фраза, настолько хорошая, что я решил использовать ее, когда обдумывал название для своей книги.

Солженицын писал, что лично встречался со многими из этих несчастных после 1945 года в лагерях, когда сам был заключенным, и что они были преданы вероломным образом, характерным для традиционной английской дипломатии. В глазах Советского Союза они были самыми страшными предателями. Но Солженицын испытывал жалость к ним и к тем, кто сражался вместе с генералом Андреем Власовым и другими русскими офицерами на стороне нацистов. Он считал, что они никогда бы не вступили в ряды власовцев, если бы не были доведены до крайности, за пределы отчаяния, и если бы они не питали неугасимой ненависти к советскому режиму.

«Последняя тайна» помогла мне возродиться к жизни после краха моей коротенькой министерской карьеры, за которым последовала пиррова победа в деле о клевете. Опубликованная в 1974 году, вслед за смещением Эдварда Хита, эта книга принесла необходимое утешение после борьбы с кознями журнала «Прайвит ай», паранойи секретных служб и ненадежности политической жизни.

Повествование начиналось с событий июля 1944 года, когда в Лондоне узнали, что после открытия второго фронта и высадки англо-американских войск в Нормандии в плен попало большое число русских мужчин и женщин. Некоторые из них участвовали в боях, другие трудились на принудительных работах, и почти все были одеты в немецкую форму. Как следовало с ними поступить? Были ли они врагами или союзниками? Они быстро сдались и выглядели довольно жалко. Нетрудно было представить себе, каких ужасов они насмотрелись после того, как нацисты вывезли их с восточных территорий. Они бесспорно являлись гражданами СССР, страны-союзницы, угнанными, чтобы работать на своих врагов.

Патрик Дин, в то время юрисконсульт министерства иностранных дел, не имел сомнений на этот счет. Он объяснял их положение в жестких выражениях: «Это дело исключительно Советского Союза, и оно не касается правительства Ее Величества. В свое время все, с кем советские власти желают иметь дело, должны быть переданы им, и нас не касается тот факт, что их могут расстрелять или что с ними поступят как-то иначе, более сурово, чем это предусмотрено английскими законами», Такое решение было принято отчасти из-за того, что содержать столь большое число русских пленных было обременительным для скудных британских ресурсов, но также и ввиду первостепенной необходимости сохранить союз Запада со Сталиным. Считалось, что будущее всего мира зависело от этого альянса, который должен был продолжаться и после войны, в мирное время. На Западе также надеялись, что принятие подобного решения заставит Сталина вернуть западных военнопленных, освобожденных Красной Армией. Если бы мы поступили наоборот и стали удерживать советских граждан, пожелавших по каким-либо причинам остаться на Западе, то это вызвало бы у Сталина самые худшие подозрения и он не понял бы наших человеколюбивых мотивов.

Однако по мере того как война близилась к концу, выяснилось, что это будет серьезной проблемой. Число советских людей в оккупированной нацистами Западной Европе составляло от 3 до 5 миллионов. И многие из них вовсе не хотели возвращаться домой на милость сталинской диктатуры. Даже если они не сотрудничали с врагом, один тот факт, что они оказались на Западе и жили там, расценивался бы Сталиным как признак возможной нелояльности в будущем.

Лорд Селборн, глава «Отряда специального назначения», писал Уинстону Черчиллю: «Я весьма сожалею о решении кабинета отправить этих людей в Россию. Это будет означать для них неизбежную смерть… Мои офицеры побеседовали с сорока пятью пленными, и все истории были похожими одна на другую. После ужасных издевательств и такого голода, что людоедство не было в лагерях чем-то удивительным, их дух был полностью сломлен. Их построили в шеренги, и немецкий офицер обратился к ним с предложением присоединиться к германскому трудовому отряду. Затем их по одному стали спрашивать, принимают ли они предложение. Первый ответил «нет» и был расстрелян на месте. Остальные согласились, чтобы спасти свою жизнь…»[28]

Рассказы пленных были собраны еще в один рапорт и направлены лорду Селборну: «В России нам говорили, что у нас рабочие живут лучше, чем в любой другой стране мира. Попав в плен, мы узнали, что уровень жизни рабочего во Франции, Бельгии, Норвегии выше, чем в России… Сталину не заманить нас обратно… Жизнь нам, может быть, и сохранят, но клеймо предателей останется с нами навсегда».

22 июля Антони Иден, тогдашний министр иностранных дел, черкнул на письме Селборна: «Ваше мнение обо всем этом? В письме нет ни слова о том, куда девать этих людей, если они не вернутся в Россию. Нам они здесь не нужны».

Черчилль поначалу сочувствовал русским, оказавшимся на Западе, но в атмосфере того времени и для Великобритании, и для США было немыслимым встать на сторону любого, кто мог критиковать Сталина, их могучего союзника, возглавлявшего армию, которая разгромила нацистскую Германию. Поэтому они начали насильственную репатриацию и закрепили эту политическую линию на встрече трех союзников в Ялте в феврале 1945 года.

Запад недооценил отчаяние тех, кто стал жертвой этой политики. Например, 28 марта поступило сообщение, что один русский повесился в Йоркширском лагере для военнопленных, когда их готовили к переброске в Ливерпуль, где их ожидал корабль до Одессы. Другой перерезал себе горло острым краем кружки прямо на пристани. Реакция представителей министерства иностранных дел ограничилась размышлениями о том, как бы об этих и других подобных инцидентах не узнала пресса.

Перевозки пленных из Великобритании в Россию по морю той весной были отмечены еще более ужасными происшествиями. Людей, пытавшихся покончить с собой. доставляли на корабли на носилках. Некоторые прыгали за борт, когда корабли шли через проливы Гибралтар или Дарданеллы. Советские офицеры постоянно высматривали «дезертиров» и, как утверждали английские сопровождающие, множество пленных было расстреляно прямо на пристани сразу же по прибытии в советские порты.

Жестокость достигла пика после капитуляции Германии в мае 1945 года, когда западным солдатам зачастую приходилось применять штыки и приклады винтовок, а то и огнеметы, усаживая сопротивляющихся русских в эшелоны, идущие в восточном направлении. Самое страшное произошло в долине реки Драу в Австрии. Прямо за городом Линцем в один большой