Да, малышка, это была ты. Не отвечаю, потому что оторваться от ее губ сейчас равносильно самоубийству. Вспомни, как ты раздвинула ноги передо мной в самолете. Вспомни, как поцеловала, а после позволила это сделать с тобой. Твое тело знает, что это сделал я.

Поцелуй становится все глубже. Быстрее. Я пью ее дыхание, а она выгибается, запуская руки мне в волосы. Втягивает мой язык в свой рот и перекатывает его в своем рту, так что я рефлекторно ударяю бедрами, стремясь сократить прелюдию. Вера улыбается. Моя реакции веселит ее.

Она перехватывает мой язык и так глубоко всасывает его в себя, что хочется взвыть от удовольствия.

Исследую ее лицо руками, как слепец, стараясь запомнить, каждую впадинку и изгиб.

— Это был ты… — шепчет, задыхаясь от моих поцелуев. — Это был ты…

— Я.

— Почему не сказал мне об этом?

— Ты спала. И видела сон.

Она мрачнеет и с отчаянием набрасывается на мои губы. Отстраняюсь. Не хочу быть заменой. Не хочу быть тем, кто залечивает раны.

Юра — мой воображаемый собутыльник прошедшего дня. Вместе мы распили бутылку виски, но от похмелья страдал потом только я. Юра уже мой лучший друг и заклятый враг. Он все еще присутствует между мной и Верой незримой, но уверенной преградой.

— Что же тебе снилось, Вера? — хочу подтолкнуть ее к ответу. Хочу услышать это от нее. — Расскажешь?

Все мои женщины хотели именно меня. И мое имя выдыхали во время оргазма. Вера не будет исключением. Хотя бы в этом я не дам ей никаких поблажек.

Вера переводит взгляд в небо и сглатывает.

— Мне снился… Другой.

Ответ в стиле «Отвали, Марк» меня не устраивает.

Перекатываюсь с нее и сажусь на песок. Она так близко и так далеко в один и тот же момент.

Годами, годами я выбирал женщин, которых никогда не заботило раскаяние, и это здорово облегчало ситуацию и очень способствовало сексу. Вера другая. И она, и я — мы оба знаем это.

А еще об этом знает Юра. Может быть, поэтому он и отпустил ее одну на другой конец света, потому что ублюдок знал, как сильно ему повезло. Юра — везучий сукин сын, который не ценит своего счастья. Почему я это знаю? Потому что видели бы вы Веру в ту ночь в аэропорту, от счастливых отношений так не бегут.

Он довел ее, а она его все еще любит. Или думает, что любит. Она не готова обсуждать со мной чувства, потому что знает, я последний человек на земле, готовый говорить о любви. Особенно о любви к другому мужчине.

И все же, я тянусь к ней первым и сажаю к себе на колени, потому что она не должна сидеть ночью на песке в одном платье. Пусть она и не отвечает на мои вопросы так, как мне бы хотелось.

Она прижимается ко мне, и я чувствую, как сильно она замерзла.

— Ты нашла, где жить?

Она кивает, а я веду рукой по спине и крепко прижимаю к себе.

— Проводить тебя?

Качает головой и вдруг говорит на одном дыхании:

— Он никогда не делал со мной того, что мне тогда снилось.

Спокойно, Марк, спокойно. Кусаю щеки изнутри и молчу.

Это настоящее чудо, что мне удается смолчать. Холод отрезвил меня, иначе это было бы не так просто.

— Тебе приснилось что-то нетрадиционное?

Я пойду и утоплюсь, если она скажет, что ей приснился тройничок со мной и Юрой.

Вера хмыкает:

— Не думаю, что мои сны смогут тебя шокировать после всего, что я о тебе знаю.

— И все же. Что именно тебе снилось? — осторожно спрашиваю я.

Но Вера переводит тему:

— А ты только целовал меня… Или…

— Я не только целовал тебя, — сразу отрезаю я.

Клянусь, даже в темноте вижу, как она вспыхивает. Что этот Юра делал с тобой во сне, Вера, расскажи же мне, или придется пытать тебя.

— А ведь я могу даже показать, что именно с тобой делал… Если ты позволишь.

Ну, а чем не пытка?‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Перехватываю ее так, чтобы было удобней и веду правой рукой по голому бедру.

— Конечно, в тот раз ты была в джинсах, но…

— Вот почему они были расстегнуты, когда я вышла из машины, — шепчет Вера с закрытыми глазами. — Я думала это ошибка или что молния разошлась случайно…

— Не случайно, — поглаживаю ее голое бедро. — Это я расстегнул их.

— Вот почему таксист так ухмылялся, глядя на меня?! — резко выпрямляется она. — Он что, все видел?!

— Он видел только то, как ты меня целовала. Потом он остановился и ушел за кофе. Ты проснулась из-за того, что он хлопнул дверцей, когда вернулся. Мы успели закончить с тобой до этого…

Мои пальцы скользят по внутренней стороне ее бедра, и с тихим стоном Вера едва уловимо разводит бедра, позволяя зайти дальше. Совсем как тогда в машине.

Подушечками пальцев легко касаюсь кружевных трусиков под платьем, и ее тихий стон напоминает шорох волн:

— Да…

Отодвигаю кружево в сторону, и касаюсь горячей пульсации пальцем. Вера выгибается и шепчет, словно не веря самой себе:

— Это был ты…

— Я. Не передумала?

— Нет…

— Попроси меня.

— Пожалуйста, — шепчет она, — не останавливайся, Марк.

Никогда еще так сильно меня не заводило собственное имя. Можете считать это извращением, но, думаю, меня хорошо поймет тот, кто слышал в момент оргазма от своей женщины чужое имя.

Медленно поглаживаю ее, а сам говорю:

— Помнишь, ты говорила, что никогда не занималась сексом в общественных местах?

Вера кивает. Веду палец ниже, где влажно и горячо, и проникаю в нее, едва сдерживая собственный стон.

— Так вот со мной, Вера, ты занималась этим уже дважды. Не боишься привыкнуть?

Трахаю ее пальцем на пустом пляже под луной, а она дрожит от приближающейся развязки и целует в губы, не давая договорить. Присоединяю второй палец, а большим потираю твердую горошину.

Вера заглатывает мой язык и выгибается.

Точно улавливаю нужный момент и отстраняюсь от ее губ, чтобы посмотреть ей в лицо. Вера закусывает губу, чтобы не кричать.