Даже засыпающий на ходу Толька. Сели за стол снова. Теперь учиться уму — разуму. Толька — Анатолька уткнулся в стол и тут же заснул.

— Бедный, бедный мальчик, как устал, а как испугался… Бабка погладила его по вихрам — кудрям и вспомнила себя учительницей. Принялась ходить взад — вперёд, произведя за собой ручной замок.

— Даже при наличии на крыше громоотвода, — объясняла она, — а вы пейте чаёк — то, закусывайте перед сном… Шаровой молнии наплевать на громоотвод и на мокрые сосны: это не молния, но он рождён или молнией, или наэлектризованным воздухом… Пейте, пейте. Не горячо ли? Холодной воды, Михейша, принеси — ка девочкам… Сахар вон ломайте, щипчики где?

И в замедленном темпе, как при начитке диктанта: «Яркий шар… колеблется… оболочкой… словно мыльный… пузырь…»

— Как так, — рассуждает кто— то, — может это и есть водяной мыльный пузырь, только с током…

— Взвешенное статическое электричество, — утверждает всеядный и всеумный Михейша. — Слышали, как потрескивало? Мицино одеяло (Мица — любимая при жизни овечка) так же трещит. Видели ночью?

Кто — то, действительно видел, а кому — то пришлось пообещать показать. Показали. Для этого пришлось создать темноту и разбудить Тольку.

— Трыщщщит! Ух ты!

— Сколько там току?

— Ерунда, не убьёт.

— А щи — и–плет маленько.

— Щиплет же, да же, Даша?

Щиплет всех, кроме толстокожей и старшей Ленки. Вернее, она прикинулась толстокожей. Она хотела, как всегда, быть оригинальнее всех.

На этот раз известному вралю Михейше Игоревичу поверили. Любитель розыгрышей доказал подозрительные утверждения опытом.

— Продолжим занятие. Или спать?

— Нет!

— Никогда!

— Рано!

Толик снова уткнулся и без того замаранным киселём лбом в лужицу из каши.

— В лучшем случае… шар улетает… в открытую… Куда?

— Бабуля, ты разве сама не знаешь? — спрашивает удивлённая Даша.

— Я экзаменую!

— В форточку, — кричат.

— Тише, Толенька, бедненький мальчик, накувыркался сегодня. Заснул в тарелке. — И добавила, желая развеселить малышню: «Будто пьяный Кок».

Никто пьяных ни коков, ни кокосов не видел, потому юмора не понял. Отметил только Михейша, потому что он читал «Капитана Блада», а там, на пиратских кораблях «квасили» все, не исключая коков — поваров. Пили — бухали, даже сидя на ненадёжном, шатающемся гафеле, оседлав кливер и повиснув на грот — стень — стакселе20.

— Михейша, неси его в койку.

— Опять я?

— А кто ещё тут у нас мужчина? Опять Ленка что ли? Ну?

Михейша замычал. Даша с Олей засмеялись, но уже так напряжённо, словно силы уже вышли и они сами уже вот — вот попадают со стульев. Оля — Кузнечик неопределённо хмыкнула: даже она иной раз носила брата в кровать.

— Правильно, в форточку… Откуда и приходит чаще всего… либо в другое отверстие… В какое, деточки? Ну, кто ответит?

— В подходящее по размеру…

— И где есть сквозняк.

— В задницу, — себе под нос сострил проснувшийся в очередной раз Толька, не пожелав опубликовать громче. И непозволительно злорадно засмеялся, представив, как из задницы деточки — сестры тонкой струёй появляется и раздувается в пузырь шаровая молния.

Всё равно услыхали: «Вот ты и есть пьяный Кок! Съел?»

— Правильно. — И уже быстро, почуяв, как надоела: — Страшный шар он может что? — И сама отвечала: — Взорваться сможет, наткнувшись на препятствие, а может и просто поиграть — пожалеть, не затронув смертью никого. Дети, а что нужно закрывать в случае грозы?

— Окна, двери, форточки…

— Трубу, заслонку, подпол!

— Как же, подпол! Как туда молния залезет?

— Там дырочка есть.

— Точно есть, её ещё на зиму затыкают.

— Задницу заткнуть, — совсем осмелел Толик.

— Накажу! — прекращает бабушка дебаты.

— А как накажешь, бабуль?

Дети желают схватить, повалить, связать и наказать гнусного шутника. Но не получается: все руки заняты: они держатся за животы.

Дети многое знают, невзирая на возраст. Но! Учить малых детей осторожности всё равно, что предупреждать цыплят. И снова учёба.

— И те — детки неразумные, — говорит учительница менторским тоном, — и другие. Цыплята ещё хуже детей: сами бросаются под ноги. За ними нужен глаз да глаз. Это опасно. Одни играть хотят, клюя сандалии. Другие что? А только играть и целовать… Кто? Кого?

— Мы — цыплят.

— Они на пуховые шарики похожи, — заметила Оля— Кузнечик.

— Ленка: «А помните как Даша… сразу двоих…?»

Это сказано зря. Даже ради учёбы зря. Даша мгновенно заплакала: «Я не виновата — я, они сами — и–и, а — а–а!»

— Я и говорю: никто не виноват, случайность, а вот ведь как выходит иной раз…

ЦЫПЛЯЧЬИ ДУШИ

«… Я и говорю: никто не виноват, случайность, а вот ведь как выходит иной раз…»

— Ой, откуда эпиграф?

Да, было и такое в жизни дома в самом начале нынешнего лета.

Сначала над цыплятами нависла подошва сандалии величиной с куриное небо. Потом небо опустилось. Раздался слабый хрусток — шепоток, а потом округу потряс невообразимый Дашин вой.

От цыплят остались две маленькие бесформенные грудки, чуть ли не кашица. Был и плач, и рыданий хватало на всех.

Ревмя ревели Даша с двумя Олями. Толик, надув через нос глаза, молчал в стороне: ему не положено ни плакать, ни, тем более, рыдать, ведь он мужчина. Из глаз брызнули и залили очки вовсе не слёзы, а выжимки, сусло, издержки принципиально нечувствительной скупости.

И поначалу печалилась вся ребячья гурьба. А потом случились, как водится в таких случаях, похороны малых божьих созданий. То, что осталось от цыплят, подгребли лопаткой. Вместо гробов применились вместительные, на целую роту цыплят (в будущем — груз двести… стоп, забыли, это кощунство!)… спичечные коробки «Swenska Faari». Засунули туда прахи, вдвинули внутрь спичечной рубашки.

Процессион! Процессион! Ура, мы устроим шикарные похороны! Умчали в огород организовывать Процессию Прощания, Прощения, Пращувания. Что значит пращувание? Никто не знает. Может, выпускание камней из пращи? Украинцы поправят, если что. А наши люди взялись за дело с азартом неоспоримого и предпочтительного на все случаи жизни русского «авося».

1

Дедова пристань, полоскательный мосток, а теперь ещё церковь, траурный зал, кладбище и поминки расположены в одном месте. Это берег Кисловки. Совсем неподалёку от взрывного полигона. Кошек хоронят совсем в другом месте, нежели курицыных детей.

Церковь, а в нем траурный зал. В зале, как полагается, приглушённо и по — деловому беседуют организаторы:

— Панихиду надо бы…

— Кто будет поп?

— Не поп, а священник.

— Разница, что ли, есть?

— Кто его знает.

— Священник святее!

— Поп — толоконный лоб.

— Ему панагию или ризу следует…

Оля — Кузнечик сбегала и за тем, и за другим. Это вафельное полотенце с юродивыми махрами и тёткина шаль.

— Корону!

Принесли