— А злопамятство отца д'Оржеваля? Когда я увидела кого-то в черном у подножия лестницы, я решила, что это он.

Жоффрей де Пейрак разразился смехом. — Что за идея! Я плохо себе представляю иезуита, даже этого, который мог бы прийти к даме посреди ночи.

— Он мог решить изгнать из меня злых духов.

— У вас слишком богатое воображение, моя дорогая. — И, помолчав немного, добавил:

— Не бойтесь его. Он больше не придет.

— Где же он? — прошептала Анжелика.

— Он покинул город… Так говорят.

— Но он, однако, был в нем за несколько дней до нашего приезда.

— А теперь его больше нет.

Анжелика вспомнила, что Жоффрей воспринял новость об отсутствии отца д'Оржеваля с удивлением, но так, будто он это предвидел. Она спрашивала себя, что он замыслил такое, чего она не знала, во что он ее не посвящал… У него был тайный шпион в Квебеке. Он ее как-то поддразнил по этому поводу: «Я же не сказал, что это мужчина…»

— А если он вернется?

— Он не вернется.

— Может быть, он умер?

— Нет, он не умер.

Он сжал ее в своих объятиях, его рука ласкала ее плечи. Она почувствовала, как вышивка его камзола царапает ее обнаженную кожу, и это пробудило в ней тайное сладострастие.

— Почему он скрывается? Почему отказывается он встретиться с нами открыто? Я хочу знать.

Жоффрей де Пейрак сказал:

— Какое это имеет значение!

Она видела его улыбку и чувствовала его желание.

— Тем хуже, мадам! Вы не узнаете тайну зеленых свечей.

Его глаза весело блестели. И Анжелика рассердилась:

— Нет, все это не так просто. Мне было слишком страшно.

— Когда же, любовь моя?

— Только что.

— Я уже говорил: страх вам не идет.

— В прошлом году мы едва не умерли от голода… Если бы ирокезы не подоспели вовремя…

— Но они пришли… Я их позвал.

Анжелика высвободилась из его объятий.

— И вы мне об этом не сказали?

— Я не знал, смогут ли они ответить на этот зов. А иногда напрасные ожидания отнимают последние силы…

— Вы меня плохо знаете.

— Сбывается лишь то, что держится в тайне.

Сжимая друг друга в объятиях, они растягивали эту сладостную ссору, сопровождая ее ласками, долгими поцелуями, фразы начинались и обрывались на полуслове, уступая место молчанию, тогда как их губы продолжали узнавать друг друга и друг другу отвечать.

Город лежал у их ног, узкий и зажатый со всех сторон, как остров посреди океана лесов, и в этот час цвета олова, свинца, серебра, стали синеватые, едва различимые струйки дыма медленно поднимались вверх, смешиваясь с утренним туманом. Опасаясь пожара больше, чем холода, жители Квебека предпочитали гасить огонь в очагах, прежде чем ложиться спать.

Некоторые жители этого города знали их прошлое. Одни помнили о мадам дю Плесси-Бельер, другие — о Рескаторе или о знатном тулузском сеньоре.

Но у всех этих спящих людей были и собственные секреты, собственные страхи и воспоминания. И, находясь среди них, Жоффрей де Пейрак и Анжелика могли, наконец, отдохнуть и под покровом ночи вернуться к другому предназначению судьбы: быть мужчиной и женщиной, которые любят друг друга.

Все было забыто. Они перестали быть изгнанниками, чтобы стать избранными того королевства без имени, завоевание которого зависело только от их влюбленных сердец и от дрожи их переплетенных тел.

Пальцы Жоффрея погрузились в волосы Анжелики, скользили по ее гладкой коже, ласкали ее нежные формы.

— Вы совсем другая женщина в своей красоте, в своей силе, — говорил он ей совсем тихо. — И та же самая… так как мы всегда остаемся тем, что мы есть. Но ваша душа блуждала, подобно звездам, по опасным и темным местам и, подобно звездам, приобрела еще более ослепительное сияние, лучи которого уходят за пределы видимых границ. Та же самая… но вышедшая из очистительных вод, обновленная, подобно Афродите, рожденной из перламутра раковины и дыхания весны.

— Вы навсегда останетесь поэтом из Лангедока.

— И я всегда буду воспевать Даму моих грез. А вы слушаете меня, глядя так, что будите во мне нетерпеливое и страстное желание сражаться с драконом.

— Это от того, что ваши слова приводят меня в состояние блаженства. С тех пор, как я вас узнала, мне кажется, что всякое слово из ваших уст вдыхает жизнь в мою душу.

— О! Но и у вас вполне достаточно поэтического вдохновения, мадам! Какой прекрасный образ! А ваше божественное тело?

Анжелика смеялась под его поцелуями.

— ВЫ неисправимый распутник! Вы хорошо знаете, что вы с ним сделали.

Жоффрей де Пейрак взял в руки это прекрасное, чистое лицо, которое как бы светилось от счастья, нежности и любви к нему.

Он прошептал:

— Демоны скрылись в складках ночи.

Глубокой ночью мадемуазель Клео д'Уредан пишет письмо своей далекой подруге, Мари-Габриель, вдове польского короля Казимира V, прозванной Прекрасной Садовницей.

Время навигации прошло.

Послание не уйдет раньше, чем кончится зима и весна освободит реку ото льда. Но м-ль д'Уредан обманет долгое ожидание, сочиняя послания, которые станут для нее беседами через океан.

Одно за другим, она будет их складывать в шкатулку, предназначенную специально для их хранения.

«Моя дорогая, Я поставила свою кровать в другое место.

Теперь из моего угла я очень хорошо вижу новый дом, который Виль д'Аврэй построил на границе с владениями Куна-Банистеров; так как начиная с сегодняшнего дня у меня появился более интересный объект для наблюдений, чем мой сад и река, которые я уже знаю наизусть.

Роскошный пират причалил у наших стен, и так как он заранее позаботился о том, чтобы взять в плен господина д'Аребуста и господина интенданта, не оставалось ничего другого, как устроить ему такой же роскошный прием.

Вот счастливая развязка того дела, о котором я уже вам рассказывала.

Речь идет о том французском дворянине, союзнике Новой Англии, чьи поселения находятся на юге наших владений, на границе между Акадией и Канадой, и который доставил нам столько хлопот. Его считали врагом, и против него проводилось несколько кампаний.

Стало известно, что его жена — женщина необычайной красоты. И эмоции достигли предела, когда одна из наших урсулинок, матушка Магдалина (а она ясновидящая) сделала по этому поводу предсказание, где прямо связывала их появление с вмешательством дьявола. Были посланы люди для проведения расследования, и они привезли вполне утешительные сведения. Страсти улеглись.