И тут же в общем и целом догадался сам.

Просто взял и поставил себя на место Кена.

Пиво, конечно, помогло – так бы я не справился.

А тут я забыл на минуточку о своей тормознутости, начал привычно мыслить картинками: вот наш цех, веддинг-посты, мимо спешит молодой специалист с планшетом в руке, на него таращится издали камера слежения, и кто-то следит за ним сквозь тонированное окно под потолком… И я все увидел.

Увидел человека, который под прицелом каждую секунду – и знает об этом, и понимает, как это важно: правильно вести себя под прицелом.

Честно, стало жутковато. Говорят, при Дональде такой фигни не было, тогда пахали не за страх, а за совесть. Ну ведь Дональд и для своего времени был динозавр навроде мамонта, эксперт по прошибанию любой стены рогами. А нынче стенобитная эпоха кончена и ценится другая польза: талант просачиваться. Время ленточных глистов.

Чтобы выбиться на производстве в начальники, стучать надо, это общеизвестно. Хотя бы потому, что твои начальники сами по молодости стучали и они тебе не позволят остаться чистеньким, а то им будет обидно.

Нам, простым сборщикам, такая ситуация неприятна, но терпима. Нас много, мы закладывать своих не обязаны, стучат на конвейере энтузиасты этого дела и принципиальные карьеристы, а главное, у рабочего класса есть общий противник – начальство в целом, начиная с мастеров и выше. Они нагибают нас, мы плюем на них. Рядом и как бы сбоку живет инженерный стафф – маленькая, тесно сплоченная команда, нагибает которую уже конкретно дирекция. Вроде бы то же самое, просто масштаб другой. И Кен, набравшись на конвейере простецких рабочих понятий, с этими понятиями в ту команду вперся. И давай, значит, усердно надзирать за эффективностью. Под мудрым руководством исключительно тупого пиндоса, который у нас заведует «отделом культуры», и оплодотворяющим влиянием безобидного идиота Роя Калиновски. Идеальная ситуация для того, кто умеет быть дипломатичным и не любит вкалывать. Но только не для Маклелланда, испорченного пролетариатом.

Кен быстро смекнул, что долбаная эффективность – фикция, весь отдел страдает фигней на рабочем месте, а симпатяга Рой, целый помощник директора с такой зарплатой, что мог бы каждый месяц цитрусы менять, – даже фигней не страдает, просто ходит и улыбается. Я помню, какие были у Кена глаза, когда он поделился с нами этим откровением. И как мы с Михалычем ржали, а Кен не понимал и дулся. Ей-богу, лучше бы он остался с нами на конвейере. Или поглядел внимательней на Джейн, которая на заводе отнюдь не страдала фигней, но все равно достигла крайней степени просветления. Завод обламывает, дорогой товарищ, завод обламывает! Ты просто мало еще поработал…

И он еще поработал и вроде бы чего-то осознал. И сделал вывод, что надо быстрее продвигаться вверх – тогда он изменит систему к лучшему. А тем временем у него под носом шел заводской чемпионат по художественному стуку для инженерного стаффа легкой весовой категории. И это было действительно важно для продвижения вверх. А все остальное – такая же, по большому счету, фигня, как долбаная эффективность.

И выходит, что ничего Кен не осознал. Ничего не понял. Кен был в системе и как бы вне ее: играл по правилам, которые давно отменили. А кто играл по новым – далеко его обставил. И вот самое плохое: новые правила неприемлемы для порядочного человека. Как бы он ни ломал себя, пытаясь к ним примениться, его песенка спета. Гадом быть – не только искусство, а еще и состояние души; научиться жрать людей на производстве – мало для победы, надо по-настоящему хотеть сырого мяса. И окажись я на месте Кена, меня бы не очень волновало, что по новым правилам мне заранее выписан технический проигрыш.

Меня бы волновало, что все ужасно и ничего не сделаешь.

Черт побери, а ведь много лет назад я от кого-то слышал… Кто же мне говорил… Что все так и будет… Кто?! Про Кена в розовых очках. Про то, как мне душно покажется в этой гнилой системе, где сделать ничего нельзя.

Мы сидели на берегу реки, прямо как сейчас.

И она сказала: не кидайте бутылки в реку.

Джейн.

Спасибо, Женька, что предупредила – и я в систему не полез. А Кен полез – и все сбылось в точности, глупо и нелепо, и бессмысленно до отвращения.

В общем, я его понял.

– Но ведь это и правда ужасно! – хриплым шепотом выкрикнул Кен. – В конце года подведут итоги – и мы увидим, кто из наших самые крутые стукачи. Повысят не тех, кто хорошо работал, а тех, кто заложил больше народу! И мы ничего не сможем, ни-че-го…

– Стонать только не надо, пожалуйста.

Кен перестал ныть и сказал очень спокойно:

– Если о «программе лояльности» узнают, город взорвется.

– Чего-о?! Как бы не так. Плюнут и забудут. Эка невидаль! Никто и не ждал от пиндосов ничего доброго.

– От пиндосов – не ждал. А от своих? От наших ребят? А?

Я только плечами пожал.

– Кен, старина, когда же ты привыкнешь к тому, до какой степени у нас не любят начальников… И тех, кто рвется в начальники. Молодые специалисты, значит? Все понятно с ними. Скажут, эти парни всегда были с гнильцой. Сразу припомнят, как они в детстве кошек мучили. И нет проблемы. Психологи зовут это вытеснением. Неприятные люди будут вы-тес-не-ны. Они никакие не «наши ребята», мы их терпеть не могли, мы их били каждый день и отнимали конфеты. Потому что они всегда были плохие. А мы хорошие.

Кен все еще глядел недоверчиво, и я, добрый человек, решил его доубедить до посинения.

– Ты примерь это на себя. Ты ведь кое-что прочувствовал на своей шкуре. Сейчас к тебе цепляются иногда – совершенно ни за что, просто от нелепой обиды. Форменный детский сад: ты, говорят, перешел на другую сторону Силы. Ну дураки они, прости их… Но представь, как у этих дураков мозги закипят, если папаша Маклелланд тряхнет стариной, выкрутит руки кому надо, и по итогам года внезапно повысят не кого-нибудь, а тебя. Не лучшего стукача «отдела культуры», а четкого парня Кена. Хотя бы до старшего менеджера, или кто у вас там…

Тут его прямо заколотило всего. Представил, значит, хорошо, до самых пяток.

– Что подумают о тебе пиндосы – неважно. Ты прикинь, что скажет всякая русская сволочь, когда начнет вытеснять твой светлый образ из памяти. Народ мы великий, у нас всего много, и сволочей… На тебя хватит! Та-акое дерьмо всплывет… И вытеснит тебя к едрене бабушке в пять минут!

Я и забыл, до чего Кен сентиментальный, а у него руки дрожали, когда он следующую банку открывал, пришлось отнять и помочь. Строго говоря, не с его обостренным чувством справедливости работать на производстве, где человек – только винтик, функция, придаток робота и поэтому ценится дешевле разных гаек и болтов. Это у вас по учебнику рабочий – инструмент познания и калибровки линии. А у нас по жизни он расходный материал. Теперь выясняется, что инженер – такой же расходник. Вот тебе и вся культура производства. Вот тебе и корпоративная этика. Впору бы позлорадствовать, только над кем, не над друзьями ведь. Мне достаточно вспомнить, как сурово запиндосило одну красивую девушку с левого берега реки.