Сдается, все это время под маской заучки Ирины Комаровой скрывалась распутная особа, рассмотреть которую сумел только Валентин Петрович. Но на то он и лучший учитель секса. 

Я не опоздала, но садясь в машину Валентина слегка нервничала. Не удержалась и осмотрелась по сторонам, как будто воровка. Впрочем, это почти так и было. Я украла Валентина Петровича Залесского у сотен других девушек института. Да что там… многие преподавательницы, молодые и не очень, засматривались на этого мужчину. И даже делали откровенные намеки. А некоторые и прямо заявляли, что не прочь завести роман с преподавателем Литературы разных эпох, ну, или просто заняться сексом.

Однако выбрал он меня.

— Кого-то ждешь? — слегка насмешливый вопрос Валентина заставил меня вздрогнуть.

— Нет, — поспешно отозвалась, но испытала чувство облегчения от того, что никого из наблюдателей не оказалось рядом. — Мне слегка неловко афишировать наши отношения.

— Это еще почему?

Он сел рядом и, положив одну руку на руль, вторую опустил мне на колено.

— Зависть — плохое чувство, но именно его испытают все девушки и женщины института, когда узнают о нас.

— Тебя это тревожит?

Я пожала плечами.

Наблюдая за тем, как мужская рука медленно поднимается вверх по моей ноге, успела осознать, что мне нет дела до чужих пересудов и сплетен. И все же поведение той же Катьки Кузнецовой предугадать невозможно. Узнав, что я увела у нее из-под носа Валентина, она не просто будет кусать локти, но и наверняка попытается отомстить мне.

— Немного, — призналась со вздохом. — Ты слишком лакомый кусочек, чтобы достаться мне. Кажется, в институте это понимают все, кроме тебя.

Он рассмеялся, запрокинув голову. На секунду его рука отстранилась, но после вернулась, по-хозяйски сжав мое бедро.

— Ирочка, мне глубоко насрать на то, что подумают все в институте или где-то еще. Ты — принадлежишь мне. Все остальное не имеет значения. А если кто-то тебя хоть пальцем тронет, посмотрит косо, обещай, что я узнаю об этом первым. То, что принадлежит мне, не смеет тронуть больше никто. Мы договорились.

— Конечно, — поспешно согласилась в ответ.

Еще бы, в этот момент у Валентина было такое лицо… Совсем не как у интеллигентного мужчины, преподавателя литературы. Скорее он походил на бандита, готового ввязаться в драку с любым, кто посмеет тронуть его имущество.

Имущество…

Это слово не давало мне покоя. Что значит, принадлежу ему? Валентин явно не имел в виду высокие чувства. Любовь-морковь и прочие глупости. Он говорил обо мне не пренебрежительно, но вместе с тем в его тоне явственно ощущались нотки собственника. Да, разумеется, он старше меня, опытнее и вообще…

Но все же мне хотелось быть для него чем-то большим, чем вещью.

Валентин привез в самый крутой бутик города. Проезжая мимо, я всегда восхищалась выставленными в витрине образцами одежды и понимала, что никогда в жизни не смогу даже примерить ничего такого. И вот я, Ирина Комарова, стою центре зала, а три консультанта, как трудолюбивые пчелки, вьются вокруг меня, предлагая одежду.

— Как насчет этих брюк? — предложила одна. — Они идеально подчеркнут длину ног девушки и ее тонкую талию. Смотрите, как хорошо получится.

— Никаких брюк! — запретил Валентин Петрович. Он сидел в кожаном кресле и потягивал кофе, лично одобряя или нет предложенную одежду. — Максимум — шорты, а лучше всего юбки. Не слишком длинные. Но и не пошлые.

— Понятно, — заискивающе улыбнулась консультант. — Оформим все в лучшем виде.

В моем гардеробе появились и шорты, и юбки, и множество шелковых блузок, дополненных пиджаками  и жакетами. И все — высшего качества. Еще туфли на невысоком каблуке (к счастью, Валентин не выбрал шпильку, на ней бы я просто не смогла ходить), но самое главное — нижнее белье. Его мы покупали в другом бутике. Валентин выбирал все с такой тщательностью и умением, что я немного поразилась. Еще и с размером угадывал безошибочно. Все, что он выбрал, подошло идеально.

— Нужно еще что-то сделать с твоими волосами, — распорядился он после. — Они слишком часто были заплетены в косу, стоит их оживить. И, пожалуй, слегка осветлить.

— Нет! — всполошилась я и схватилась за голову, как будто это могло спасти ее от обновлений. — Мама мне не разрешает стричь и тем более красить волосы. Она сойдет с ума.

Косо усмехнувшись, Валентин отвел мои руки от головы и, проведя ладонью по волосам, проговорил:

— Тебе девятнадцать, Комарова, хватит во всем слушаться маму. Твоей жизнью теперь распоряжаюсь я, помнишь?

— Да, но мама…

— Достаточно! — строго предупредили в ответ. — Ты слишком много значения придаешь словам матери.

— Это потому, что она у меня очень хорошая.

— Ты так думаешь?

Валентин Петрович посмотрел так, что мне стало не по себе. Впервые в его взгляде я заметила то, что предпочла бы не видеть. Злость, раздражение, а еще презрение. Но адресованы они были вовсе не мне.

— Не бывает безгрешных людей, Комарова, запомни это. Почти любая добродетель, доведенная до крайности, становится пороком.

Он процитировал Кафку, я мысленно согласилась. Запрещая мне все на свете, мама действительно желала для дочери лучшего. Но в то же время я совершенно не знала людей, парней так особенно.

Хотя, возможно, именно это привлекло ко мне Валентина Залесского.

Купленные вещи мы перевезли в его квартиру. Мне не хотелось объяснять маме, откуда у меня столько новой дорогой одежды. Да и обновление образа мне разрешили отложить до конца недели. До того момента, как мама отправится на лечение.

В благодарность за понимание мне захотелось сделать для Валентина что-то особенное. То, что непременно бы ему понравилось. В ванной я распустила волосы и выбрала для незабываемого вечера сексуальную сорочку из полупрозрачной тюлевой ткани. К ней в комплекте шли маленькие трусики с вырезом в серединке. Было так странно и необычно чувствовать себя одновременно одетой и доступной в самых интимных местах.

— Тебе очень идет, — одобрил мой выбор Валентин. — Покружись, хочу рассмотреть получше.

Я знала, что при кружении подол поднимется, и мужскому взгляду откроется многое. И все же сделала то, что он просил. Вдруг ощутила себя смелой, рискованной и желанной. Заметив, как вспыхнули страстью глаза Валентина, испытала прилив удовлетворения. И желания, зарождавшегося там, куда сейчас смотрел  учитель.

Мне нравилось быть для него плохой девочкой. Не сдерживать себя и позволить диким желаниям подчинить разум полностью. Я доверяла Валентину, по крайней мере, свое тело полностью. Он умел обращаться с ним.