Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я стряхнула его ладонь и отступила:
– Если я и буду возвращаться тем же путем, то с ранеными. – Я не сумела скрыть неприязни. – И мне будет не до возни с пассажирами.
Малч был потрясен:
– Не примите за обиду, но я предлагаю хорошую цену!
– А я отказываюсь.
Услышав скрип половиц, я потянулся за пистолетом. В дверях номера появилась Лаура Петрушка. При виде оружия она вздернула бровь, но объявила:
– «Злая Собака» прибыла. Не хочешь сказать правду?
Я махнул ей, чтобы заходила и закрыла дверь. От полоски на краю джунглей другого континента до Северного мы добирались шестнадцать часов – в жестком и неуютном грузовом трюме гражданского самолета.
– О чем сказать?
– О твоей экскурсии в Галерею, разумеется.
За час с поселения в гостевой дом она успела переодеться в темно-синий спортивный костюм. В свободно завязанном «конском хвостике» блестели серебряные прожилки. Блеск ее темных глаз напомнил мне свечение тех высоких облаков, что мерцают после заката в лучах невидимого солнца.
– Там упал лайнер. – Голос у меня охрип, язык еле ворочался во рту. – Меня отправляют искать пассажира.
– И мы попросим судно Возврата нас подкинуть?
Я пожал плечами:
– Самый быстрый способ попасть на место.
Она прошла через комнату, устроилась на несмятой кровати в углу:
– Конгломерат вытаскивает тебя из джунглей ради неисправного лайнера?
Я облизнул губы:
– Там не неисправность.
– А что тогда с ним?
Тон был все таким же легким, однако Лаура села чуточку прямее и почти незаметно сощурила глаза.
– Мы перехватили сигнал бедствия. Корабль был атакован.
– И с тех пор прошло четыре дня?
– Пока мы туда доберемся, будет шесть.
Я бросил пистолет на кровать.
– А поделиться с Внешними твое правительство не думает? – спросила Лаура.
– Очевидно, нет.
У нее между бровями пролегла морщинка.
– Что-то не верится. Скажем, попадем мы туда и обнаружим, что корабль сбит. И что дальше? Чего они от тебя ждут?
– Мне ничего не приказано предпринимать, просто найти одного человека.
– Это кого же?
– Ону Судак.
Лаура впервые выказала удивление:
– Это которая пишет стихи о войне?
– Мне приказано подтвердить ее смерть.
– А официального уведомления им не дождаться?
– Если ее захватят другие, уведомления не будет.
– Кому она нужна, по их мнению?
– Убей, не знаю, – развел я руками. – Меня просто попросили ее найти. Сказали что-то насчет «гордости нашей культуры».
– Да кому приспичит похищать поэтессу?
– Страстному поклоннику.
– А если серьезно?
– Хочешь всерьез?
Я потянулся, разминая сведенную, ноющую спину. Надежда хоть на время вырваться с этой планеты кружила мне голову. И в то же время меня потряхивало от новой ответственности. Раз уж мне выпал первый и единственный шанс показать себя, я его не упущу.
– Галерея – спорная система, – сказал я. – На нее претендуют как минимум три расы. Как знать, что будет, если там начнется стрельба?
– То есть задание строго секретное.
– Потому и лечу судном ДВ.
Я понизил голос:
– Тебе этого знать не положено, но в ту же сторону идет принадлежащий Конгломерату «ятаган», только ему еще несколько суток пути до места. Мне поручено попасть в Галерею, найти Судак, удостовериться, жива та или нет, а потом просигналить «ятагану», откуда ее забрать.
– Что, все равно – живой или мертвой?
– Главное, чтобы она не попала в руки врага.
– А под врагом подразумевается…
Я выдохнул:
– В данный момент – все и каждый.
– В том числе и я?
– Теоретически – да.
Лаура улыбнулась:
– Зачем же ты потащил меня с собой?
Вопрос был хорош, но мне пришлось обойтись половиной ответа.
– Затем что чувствую: это будет не так легко, как им кажется, – осторожно сказал я. – И помощь профессионала мне не помешает.
Веселье пропало с ее лица.
– А что я доложу Внешним, тебя не волнует? – тихо спросила она.
От нашего товарищества и следа не осталось.
– Ты о смерти поэтессы? – уточнил я, стянул куртку и бросил на покрывало рядом с пистолетом.
Одежда так провоняла джунглями, что мне хотелось все сжечь. У меня от одного запаха дергался левый глаз. Я раскопал в багаже чистую белую футболку.
– Считай, что ты в отпуске, – сказал я, надеясь, что ей не видно, как дрожат у меня руки. – Несколько дней без сырости и вони.
– А взамен?
– Узнаешь, что стряслось с вашим лайнером.
Адам застал меня на коленях над мертвой женщиной. Я ему удивилась – уже считала погибшим – и, вскочив, облапила до хруста в ребрах.
– Челнок на подходе, – сказал он.
У него в каждой руке было по изолирующему скафандру. Сам серый, как пепел, одежда в клочья, кожа исцарапана в кровь.
Я прищурилась в ту сторону, откуда он появился, всмотрелась в двухметровый просвет между днищем «Амстердама» и дном каньона, но из-за обломков ничего не увидела.
– Что за челнок?
– Толком не понял, – ответил он и утер нос тыльной стороной ладони. – А это важно?
Я убрала с лица покойницы рассыпавшиеся волосы и выпрямилась. Колени болели.
– Конечно важно. Неизвестно, что им нужно.
В противоположной стороне, в сотне метров от крайнего обломка крушения, каньон резко загибался влево. За тем поворотом – а еще лучше в лабиринте за ним – можно вырвать шанс, затеряться так, что не найдут.
Я обошла пригвоздивший покойницу к земле механизм, сняла с нее туфли и надела их на свои босые ноги. Оказались немного велики, но сгодятся, если зашнуровать потуже.
Вернувшись к Адаму, я взяла у него скафандр. Он был в спящем режиме – в виде шара величиной с грейпфрут, с торчащим с одной стороны хвостиком. Дернув за хвостик, я отступила, давая костюму место развернуться.
– Ты бы оделся тоже, – посоветовала я Адаму, – пока не застыл насмерть.