никогда не видела, чтобы в наше время носили перчатки, – поверх которых сияли массивные кольца с достаточно крупными камнями, сбоку лежала трость. Она издалека обратила на нас внимание и, когда мы проезжали мимо, окликнула:

– Милая, где же тебя угораздило ногу-то повредить?

– Случайно.

– Не доглядел, кавалер! – и она пригрозила Д. пальцем.

Потом слово за слово и между нами завязался совсем ничего не значащий разговор. Звали ее Надежда Самсоновна. Напоследок она пожелала мне скорейшего выздоровления, а Д. шепнула: «Смотри, береги ее. Другую такую не найдешь», но я все услышала. Как хорошо, что я сидела к Д. спиной, и ему не было видно моего взволнованного лица!

7.09.2005 г. Сегодня, наконец, сняли гипс; отек спал; болей я больше не чувствовала. Честно говоря, я так боялась самостоятельно подняться и наступить на ногу. Первое, что осознала: я напрочь забыла, как это делается, будто и вовсе никогда не ходила.

По словам врача, это естественная реакция, дискомфорт пройдет через пару дней, и мышечная деятельность восстановится, просто следует как можно больше ходить, но без фанатизма. Этому поспособствуют, как он их назвал, лечебные прогулки. Никогда о таком не слышала, но оказывается, здесь в парке разработаны и проложены специальные пешие маршруты с разными углами подъема, ходьба по которым оздоравливает и благотворно влияет в целом на весь организм, хотя мы только тем и занимаемся, что постоянно бродим по парку.

***

Вечером около десяти часов, когда я уже собиралась спать, на сотку сначала позвонила мама – пришлось выслушать ее триаду по поводу моего долгого отсутствия, а потом Сергей… За все это время он ни разу не напоминал о себе. Оказывается, он на днях вернулся из Германии и очень удивился, когда не застал меня дома. Мы поговорили с ним минут десять, но от беседы остался неприятный осадок в душе… Почему я должна перед ним отчитываться, где я и с кем?! Кто он мне? Я с родителями иногда не до конца честна. Ведь я ничего ему не обещала, просто согласилась подумать и все, а он стал предъявлять непонятные претензии, будто я ему невеста или жена! Но одно мне теперь предельно ясно и не вызывает сомнений: я больше не люблю его. Когда-то мне казалось, что он навсегда останется в моем сердце и в нем не найдется места ни для кого другого, а теперь…

Я подошла к окну и открыла створку; вечер был по-летнему теплый, безветренный и сухой. И мне захотелось на улицу: маленькое пространство номера душило, не позволяло дышать полной грудью и вытеснить это щемящее чувство изнутри…

Долго не думая, накинула ветровку и, прихрамывая, вышла из номера. Но возле лестничного пролета, озадаченно остановилась. «Как же я буду спускаться?» Я огляделась по сторонам: час был поздний, и из персонала санатория никого не было видно. Простояв пару минут в нерешительности, я крепко схватилась за перила и стала спускаться. Каждая ступенька давалась с трудом, и я, преодолев всего несколько из них, остановилась передохнуть.

– Далеко собрались?! – неожиданно раздался голос Д.

Я вздрогнула и, вцепившись еще сильнее в перила, обернулась, но он уже сбежал по лестнице и стоял с протянутой рукой. Я пребывала в нерешительности.

– Хватайтесь! Ну же или вам нравится загораживать проход?

Я взяла Д. под руку, и мы спустились.

– Какая же вы упрямая! Если вы так хотели выйти, могли бы просто написать сообщение, я бы помог, но нет!

Я лишь смущенно отвернулась. Неожиданно у него зазвонил телефон, и он отлучился в сторону, а я сдала ключи от номера и вышла на крыльцо. На вечернем небе ярко мерцали звезды: они здесь почему-то кажутся такими огромными; воздух был свеж и прозрачен; я вдохнула полной грудью и медленно выдохнула… Хорошо!.. Через пару минут вышел Д. и с ухмылкой на лице поинтересовался:

– Куда направляетесь?

– Никуда, просто захотелось выйти на свежий воздух. В номере слишком душно.

– Пойдемте?

– Куда?

– Вон лавочка возле фонтана или вы хотите стоять здесь?

– Нет…

– Руку давайте!

Я уже собиралась возразить, что дойду сама без его помощи, но нужно было опять спускаться, и я нигде не видела перил, а Д. добавил:

– Не ищите, перил здесь нет.

Я внутренне содрогнулась, но пришлось уступить. Поначалу молчали. Д. курил, а у меня все мысли перемешались: в ушах до сих пор звенели слова Сергея, но присутствие Д. не позволяло сосредоточиться и спокойно подумать над ними.

– Вас что-то тревожит? – спросил он, наконец, докурив сигарету.

Я посмотрела на него: «Да, тревожит, и я была бы рада с кем-нибудь этим поделиться, но…», и отрицательно покачала.

– Хоть вы и не говорите, но все написано у вас на лице.

– После ужина у меня был не очень приятный разговор с мамой. Она беспокоится из-за того, что я так долго отсутствую. Думает, что я намеренно выкручиваюсь и насочиняла им с три короба. Хотя ее понять можно. Я и сама, когда уезжала, даже представить не могла, что все так получится, и моя поездка затянется так надолго.

– Вам не кажется, что вы уже взрослая и самостоятельная, и в состоянии решать: что делать, где и с кем находиться?

– Знаю, но вы не знаете мою маму. Она считает, что должна быть в курсе всего, что происходит в моей жизни.

Мы посидели еще какое-то время, потом Д. резко встал:

– Пойдемте, на улице холодает, вы замерзнете, да и времени уже много.

И вправду я окинула взглядом темное здание: всюду тушили свет, и санаторий погружался в ночной сон…

– Руку, надеюсь, сами дадите? – ухмыляясь, спросил Д., когда мы подошли к лестнице.

– Подниматься мне не тяжело, только спускаться, боюсь оступиться и не удержать равновесие.

Он покачал головой.

– Всего день без гипса, еле передвигаетесь, но продолжаете упрямиться! Руку!

Я безропотно повиновалась. К сожалению, Д. прав, с его поддержкой идти гораздо легче: на больную ногу я практически не наступаю, так слегка опираюсь. Когда мы поднялись на второй этаж, я сразу же убрала руку и произнесла:

– Дальше я сама.

– Как хотите…

Мы попрощались, и я уже немного отошла, но резко остановилась. Д. это заметил и с удивлением взглянул. Я смущенно произнесла:

– Я не взяла ключи…

Он улыбнулся:

– Решили заставить меня перед сном побегать?! Стойте здесь. Я сейчас.

И он спустился, а я осталась посреди коридора, взволнованная и раскрасневшаяся. «Ведь он шутит! Я это