– Да. Да?

Дураки. Впечатление на человека. Как же. Особенно Сиракузовы. Если бы они вместе взорвались, они бы и то впечатления на человека не произвели бы.

– Да. Света пойдет домой, а тут навстречу ей Сиракузов, вот тот, который справа. Идет себе этот Сиракузов, идет. А тут на него другой Сиракузов балкон бросит.

– Зачем? – не понял я.

– Для впечатления. Вот ты подумай. Идешь ты себе, идешь – и вдруг на Сиракузова падает балкон. Это же здорово выглядит. Ты бы поразился?

– Нет, – честно признался я.

Если бы на Сиракузова упал балкон, я бы только к.б. порадовался. Чему тут поражаться? Что я, не видел, как на кого-то балконы падают? Ничего интересного, обычные дела, практически будни. Конечно, лучше бы на Сиракузова упала водонапорная башня. Или, если уж мечтать по полной программе, дроболитная. Старая дроболитная башня, в которой сейчас Музей металлургии, года два назад мы туда ходили с классом на экскурсию, очень много интересного узнал, правда, сейчас уже не помню. Зато сама башня на меня изрядное впечатление произвела, большая такая, солидная. Вот если бы такая башня упала на Сиракузова, он бы впечатлился, наверное. А еще лучше бы сразу на обоих упало по дроболитной башне, чпок – и нет Сиракузовых, зачем они?

– Я тоже не знаю, – сказала Костромина. – Вот если бы Сиракузовых замуровать перед школой по пояс, это бы Светлана могла заметить. Надо им сказать, пусть замуровываются, это свежо.

– Глупо, – не выдержала и тоже обернулась Груббер. – Вы говорите о разных глупостях.

Тоже удивительно. Обычно Груббер молчит все время, а тут что-то разговорилась.

– Так это не я хочу друг на друга балкон ронять, это Сиракузовы, – сказала Костромина. – Что с них взять, вообще? Они глупы.

Сиракузовы услышали и поглядели на нас одинаково равнодушно.

– Сиракузовы, вы дураки, – громко сказал я.

Раньше, в человеческие времена, мне за такие дела лицо бы расковыряли, а теперь ничего. Один Сиракузов, правда, сказал:

– Ты, Поленов, сам дурак.

Без особого энтузиазма. Но уже что-то, обычно они и не прореагировали бы, а тут огрызнулись. Забавно. Человек еще не прибыл, а духовный рост уже налицо.

– Он один дурак, а вы два дурака, – к.б. пошутила Костромина. – Вы в два раза глупее, поэтому и идеи у вас бредовые.

Сиракузовы отвернулись.

– Эти еще ничего, – зевнула Кострома. – Беловоблов еще хуже. Он со своим приятелем Кружкиным собирается спасать Свету от грузовика.

– Как это?

– Просто. – Костромина ухмыльнулась. – Кружкин поедет на грузовике как бы на Свету, а Беловоблов ее спасет. Оттолкнет в сторону, примет удар на себя.

– Зачем?

– Ты что, кина не видел? – заговорщически спросила Костромина. – Это же классика. Она все время с открытым ртом, он похож на… Короче, похож. Как здесь.

Она продемонстрировала «Рыцаря страсти». Идиотический красавец на обложке томно смотрел вдаль.

– Кстати, тут тоже этот эпизод есть. – Костромина постучала по обложке пальцем. – Главная героиня ворон ловит, а тут бетономешалка без тормозов, и прямо на героиню несется. А тут главный герой как прыгнет. Короче, из-под самых колес выдернул, еле жива осталась.

– Все равно не пойму, – сказал я. – Зачем давить-то? Можно же и так, поговорить, кино посмотреть, мороженым угостить.

Костромина потерла лоб, поглядела на пальцы.

– А еще других дураком называет, – хмыкнула Груббер.

– Тут, Поленов, все просто, – стала объяснять Костромина. – Это же все классика. Молодой и красивый…

Костромина поглядела на Беловоблова, махнула рукой, пусть так.

– Молодой вурдалак Беловоблов спасает человека Свету из-под несущегося грузовика. И, само собой, между ними возникает любовь.

– Из-за того, что он ее из-под грузовика спас? – уточнил я.

– Ну, да, – кивнула Костромина. – А как же еще? Так ведь у людей все и происходит. Почитай в любой книге, там все так и излагается, если не грузовик, так хулиганы нападают. А главный герой спасает. А ты что думал, любовь, что ли, на пустом месте заводится? Нет, Поленов, все сложно. А ты не изучаешь.

Хорошо. Интересно все у людей устроено, не то что у нас.

– А если не грузовиком ее давить, к примеру, а локомотивом? – спросил я совершенно серьезно. – Тогда, наверное, любовь еще быстрее возникнет? Локомотив-то тяжелее. И едет быстрее.

Костромина пожала плечами.

– Наверняка сказать трудно, – сказала она. – Я в этом вопросе не очень хорошо разбираюсь, больше теоретически… Наверное, да. Если думать глубоко, то да, локомотивом сбивать надежнее.

– А где Беловоблов локомотив возьмет? – спросил я. – Железная дорога просто так локомотив не выдаст.

– Откуда я знаю?! – к.б. вспылила Костромина. – Это его проблемы. Пусть где хочет, там и берет, мне все равно.

– Да и мне тоже. Подумаешь…

– А тебе не должно быть все равно, – нахмурилась Костромина. – Ты должен переживать. Ты должен весь внутри переворачиваться.

Я представил, как это – переворачиваться внутри. Нехорошо, наверное. Гематогенно.

– Зачем?

– Нужно. Нужно, Поленов. Вот ты посмотри, все выворачиваются, все стараются, и только тебе все равно. А это плохо. Сиракузовы и то что-то придумывают, а ты…

Костромина поглядела на меня пронзительно. Кажется, линзы вставила. Во всяком случае, раньше таких пронзительных взглядов она не совершала.

– Ты можешь постараться? – спросила она. – Хотя бы постараться, а?

– Могу, – сказал я. – Постараться могу, если тебе надо… Я могу.

– Вот и постарайся. Они Свету грузовиком будут давить, а ты… Ты…

– Тоже балконом, что ли? – неудачно пошутил я.

– Зачем балконом, по-другому, по человечески. Ну, она, допустим, тонуть станет…

– Это мост надо ломать, – перебил я. – Она пойдет, а мост подломится… Только мосты крепкие, придется их заранее подломить.

Костромина закатила глаза.

– А что? – я тоже к.б. обиделся. – Как я еще ее в реку закину?

– Не знаю. Только ты подумай уж, напряги мозг. Вот, например…

Тут Костромина заметила, что Груббер и Увальева стали слишком уж активно прислушиваться, ушками пошевеливать и делать вид, что им не интересно. Костромина тут же замолчала.

Урок начался, физика, тоже предмет, сложный к пониманию. Физик пришел и стал про какую-то дисперсию рассказывать, а мы стали послушно слушать. Я понять даже старался – что такое эта самая дисперсия. Физик старался, тыкал указкой в доску, а потом в портрет какого-то древнего физика на стене, но до меня ничего толком не доходило. А потом у меня у самого в голове случилась дисперсия, я куда-то провалился и очнулся только от звонка.