– Что-то не так? – спросил Элидат.

– Вы случайно не Элидат Морвольский, сэр?

– Да, это я.

– Я так и подумал, когда разглядел вас поближе. – Парень рассмеялся. – Что ж, тогда вы – тот, кого я ищу! Мне сказали, что вас можно найти во Дворе Пинитора. У меня для вас сообщение.

Миригант и Диввис уже вошли в вестибюль. Они встали рядом с Элидатом, и, глядя на них, он понял, что сам являет столь же пугающее зрелище – красный, потный, очумелый от бешеного бега. Он попытался все объяснить, и указал на молодого человека:

– Я так спешил, что сбил с ног гонца с сообщением для меня. От кого оно, юноша?

– От лорда Валентина, сэр.

Элидат уставился на него:

– Что за шутки? Корональ вместе с великим паломничеством сейчас где-то к западу от Лабиринта.

– Да, он где-то там. Я был вместе с ним в Лабиринте и, когда он отослал меня на Гору, то первым делом велел разыскать вас и сказать…

– Сказать что?

Парень тревожно взглянул на Диввиса и Мириганта:

– Я думаю, что это сообщение лично вам, лорд.

– Это – лорды Миригант и Диввис, кровные родственники короналя. Вы можете говорить в их присутствии.

– Хорошо, сэр. Лорд Валентин велел мне передать Элидату Морвольскому… Ах да, должен представиться, я Хиссун, сын Эльсиномы… Передать Элидату Морвольскому, что он изменил свой план и посетит с великой процессией Зимроэль, а также навестит свою мать, Владычицу Острова Сновидений, перед возвращением, и таким образом вам нужно будет исполнять обязанности регента все время его отсутствия. По его прикидкам, это займет…

– Божество, смилуйся, – хрипло прошептал Элидат.

– …год или даже полтора года сверх запланированного времени, – закончил Хиссун.

Вторым признаком беды, который заметил Этован Элакка, стали опадающие листья с нийковых деревьев, и это было на пятый день после пурпурного дождя.

Сам по себе пурпурный дождь не мог считаться первым признаком беды. На восточных склонах ущелья Дюлорн он был самым обычным явлением: там на поверхность выходят пласты скуввы – мягкого песка, имеющего бледную красновато-голубую окраску. В определенные периоды ветер с севера, который прозвали Чесалом, вздымает этот песок высоко в воздух, где он висит по нескольку дней целыми облаками и придает дождю чудесный лавандовый оттенок. Поместье Этована Элакки располагалось в тысяче миль к западу от тех мест, на другой стороне Разлома, неподалеку от Фалкинкипа, и несущий песок ветер никогда не задувал так сильно на запад. Но ветру, как знал Этован Элакка, свойственно менять направления, и, быть может, Чесало в этом году решил посетить другую сторону Разлома. В любом случае из-за пурпурного дождя не стоило беспокоиться, он всего-то оставлял повсюду красивый песчаный налет, который смывал первый же обыкновенный дождь. Нет, первым признаком беды был вовсе не пурпурный дождь, а то, что в саду Этована Элакки погибли чувствильники, и случилось это за два-три дня до пурпурного дождя.

Событие извечно непонятное, но вполне обычное. Чувствильникам, для того чтобы завянуть, не требуется особых внешних причин. Эти небольшие растения с золотыми листьями и невзрачными зелеными цветочками, растущие в лесах к западу от Мазадона, улавливают эмоции. Если в пределах досягаемости их рецепторов кто-нибудь злобно закричит, или подерутся лесные звери, или даже, как утверждали многие, если мимо пройдет человек, замысливший серьезное злодеяние, этого будет достаточно, чтобы листочки растений сложились, как ладони в молитве, и почернели. Этован Элакка часто думал о том, что с точки зрения биологии в этом нет никакой пользы, однако имелась тайна, которую, несомненно, можно раскрыть при детальном исследовании, и он собирался рано или поздно взяться за такое исследование. Ну а пока же он просто выращивал чувствильники у себя в саду, потому что любил веселые золотистые отблески их листьев.

В поместье Этована Элакки царили порядок и гармония, и никогда за все время, что он выращивал чувствильники, они у него не гибли, это был первый раз. И причина была совершенно непонятна. Кто мог произнести недобрые слова у границ его сада? А если растения вывел из равновесия злобный зверь, то как и откуда он попал сюда, в провинцию, где есть лишь мирный домашний скот?

Этован Элакка превыше всего ценил гармонию. Этот землевладелец и фермер, шестидесяти лет от роду, высокий, стройный, седой, имел сугубо аристократическое происхождение. Его отец был третьим сыном герцога Массиссы и двое его братьев последовательно занимали пост мэра Фалкинкипа, но его самого никогда не интересовала управленческая карьера, и, вступив в права наследования, он купил большой, роскошный участок земли в безмятежной зеленой холмистой местности на западном склоне Дюлорнского разлома и там воссоздал Маджипур в миниатюре – во всей красоте, спокойствии и гармонии, присущих миру.

Он выращивал обычные для района культуры: нийк, глейн, хингаморты, стаджу. Основной упор делал на стаджу, потому что спрос на вкусный, питательный хлеб из клубней стажди никогда не падал, и фермеры Разлома едва справлялись с обеспечением потребностей почти трехсот миллионов жителей Дюлорна, Фалкинкипа и Пидруида и многих миллионов обитателей более мелких окрестных городов. Чуть выше по склону располагались плантации глейна – ряд за рядом густых куполообразных десятифутовых кустов, между их узких серебристых листьев свисали крупные грозди небольших, но вкусных голубых плодов. Стаджу и глейн издавна сажали рядом – корни кустов глейна насыщали почву азотом, затем дожди смывали ее вниз по склону, удобряя таким образом стаджу.

За рядами глейна находилась роща хингамортов, где из земли, словно пальцы, торчали сочные желтые грибовидные отростки, наполненные сахарным соком – они улавливали солнечный свет и снабжали энергией сами растения, что находились глубоко под землей. А вдоль границы владений Этована Элакки росли его знаменитые нийковые деревья, высаженные, как принято, группами по пять, образуя причудливые геометрические узоры. Он любил гулять между деревьев и ласково гладить их тонкие – не толще мужской руки – гладкие как шелк черные стволы. Дерево нийк жило только десять лет, в первые три года оно с невероятной скоростью росло, достигая сорокафутовой высоты, на четвертый год впервые распускались великолепные чашеобразные цветки, золотые, с кроваво-красной серединой, и с этого момента дерево в изобилии приносило плоды – белые полупрозрачные полумесяцы с резким запахом. Затем так же внезапно дерево умирало и за считаные часы превращалось в сухую палку, которую мог легко сломать даже ребенок. Плоды нийка в сыром виде ядовиты, но без них не обойтись при приготовлении столь любимых в гэйрогской кухне острых, грубых рагу и каш. Нийк по-настоящему хорошо рос только в Разломе, спрос на него не падал, и Этован Элакка прочно занимал место на рынке.

Земледелие давало Этовану Элакке ощущение полезности, но не удовлетворяло в полной мере его любовь к красоте. Поэтому он устроил частный ботанический сад и собрал там прекрасные и удивительные растения со всех концов света, какие только могли прижиться в теплом влажном климате Разлома.