Много позже – через тысячи лет, когда большая часть Зимроэля сделалась такой же цивилизованной, как Алханроэль, немногочисленные поселенцы в конце концов обосновались и в Гихорне. И почти все они были лиимены – простой и нетребовательный народ, так и не влившийся толком в общую жизнь Маджипура. Казалось, они специально держатся все время в стороне, зарабатывая по нескольку мерок то здесь, то там – продавцы жареных сосисок, рыбаки, сезонные рабочие… Жизнь этого кочевого народа представлялась всем остальным расам Маджипура тусклой и безрадостной, и неудивительно, что они откочевали в тусклую и безрадостную Гихорну. Здесь они основали маленькие деревушки, забрасывали сети прямо за полосой прибоя и ловили кишащих в воде серебристо-серых рыбок, копали в песке ямы-ловушки на больших крабов с глянцевым восьмиугольным панцирем, которые сотнями сновали по берегу, а к праздникам охотились на медлительных, но вкусных дхумкаров, что жили в дюнах, до половины зарывшись в песок.

Гихорна принадлежала лиименам большую часть года, кроме лета – летом наступало время драконов.

В начале лета палатки любопытных туристов вырастали, словно желтые калимботы после теплого дождя, по всему побережью Зимроэля от Пилиплока на юге до края непроходимых болот Зимра. В это время года стада морских драконов совершали свой ежегодный переход к восточному побережью континента, направляясь в воды между Пилиплоком и Островом Сновидений, где рождался молодняк.

Побережье ниже Пилиплока было единственным местом на всем Маджипуре, где можно хорошо рассмотреть морских драконов, не выходя в море, так близко здесь к берегу подплывали беременные самки, чтобы покормиться мелкой живностью, обитавшей в густых зарослях золотистой морской травы, что в изобилии росла в этих водах. Поэтому каждый год во время прохода драконов тысячи любопытных со всего мира разбивали на побережье свои палатки. Одни – как настоящие дворцы: легкие величественные сооружения из высоких прямых столбов и мерцающей ткани, и жили в них благородные. Другие были просто крепкими и удобными – они принадлежали богатым торговцам. Самые невзрачные принадлежали простым людям, которые по нескольку лет копили деньги, чтобы поехать на побережье.

Знать приезжала в Гихорну в сезон драконов потому, что находила зрелище проплывающих огромных животных занимательным, а также потому, что провести время в столь отвратительной местности было пикантным и необычным жестом. Богатые купцы ехали потому, что те, кто мог позволить себе столь дорогое путешествие, пользовались уважением в своем кругу, да и детям не помешает узнать что-то полезное о природе Маджипура, это может пригодиться потом в школе. Простой народ ехал потому, что верил, что увидеть проход морских драконов – к счастью, хотя никто толком не знал почему.

А еще там были лиимены, для которых сезон драконов не был ни развлечением, ни вопросом престижа, и не надеждой на милость фортуны, а нес более глубокий смысл: искупление и спасение.

Никто не мог точно предсказать, когда драконы появятся у берегов Гихорны. Но они всегда приплывали летом, когда раньше, когда позже, и в этом году задерживались. Каждое утро пятеро лиименов занимали свою позицию на мысу, и день за днем не видели ничего, кроме серого моря, белой пены и темных масс водорослей. Но они были терпеливы. Рано или поздно драконы появятся.

В тот день когда они наконец появились, было тепло, почти жарко, с запада дул сырой ветер. Весь день по берегу туда-сюда маршировали крабы: взводы, фаланги, полки крабов, будто готовясь отразить неприятеля. Это был верный знак.

Ближе к полудню было второе знамение: из волн прибоя кувырком появилась похожая на большой пудинг толстая зубожаба, состоящая, казалось, лишь из живота, пасти и острых, как пила, зубов. Она проковыляла несколько ярдов подальше от воды и села на песок, тяжело вздыхая, трясясь всем телом и моргая огромными молочно-белыми глазами. Чуть позже вторая жаба вылезла из воды неподалеку и уселась, злобно уставившись на первую. Потом появилась небольшая процессия большеногих омаров – дюжина, а то и больше пестрых сине-красных созданий со вздутыми задними ногами решительно вышли из воды и принялись быстро закапываться в песок. За ними явились красноглазые гребешки, пританцовывающие на слабых желтоватых ногах, костлявые угри с белыми мордами и еще какие-то рыбы – они беспомощно бились на песке, пока за них не взялись крабы.

Лиимены кивали друг другу в нарастающем волнении. Жителей прибрежных отмелей могло заставить так резко броситься на сушу лишь одно – мускусный запах морских драконов, ненамного опережающий их самих, уже распространился в воде.

– Теперь смотрите, – резко сказал старший лиимен.

С юга надвигался передовой косяк драконов – две или три дюжины огромных созданий, высоко распростерших черные широкие кожистые крылья и изогнувших длинные толстые шеи кверху, словно лук. Они не спеша вплыли в заросли морской травы и принялись собирать с них урожай: били крыльями по воде, спугивая жителей водорослей и с неожиданной свирепостью набрасывались на них, заглатывая без разбору и траву, и лобстеров, и зубожаб, и всех кто попадется. Эти гиганты были самцами. Позади них, переваливаясь с боку на бок, плыла небольшая группа самок, раздувшихся как стельные коровы, а за ними – сам вожак стада, настолько огромный, что его можно было принять за перевернутый килем вверх корабль, и то это была видимая часть вожака – лапы и хвост находились под водой.

– Склонитесь и воздайте молитву! – приказал старший и упал на колени.

Вытянутой левой рукой с семью костлявыми длинными пальцами он снова и снова творил знак морского дракона: растопыренные крылья, хищно изогнутая шея. Он наклонился и потерся щекой о мокрый холодный песок, поднял голову, посмотрел на вожака драконов, которых был сейчас не более чем в двухстах ярдах от берега, и усилием воли попытался призвать огромного зверя к берегу.

– Приди к нам… приди… приди…

– Настало время. Мы долго ждали. Приди… спаси нас… веди нас… спаси…

– Явись!

Механическим росчерком он поставил подпись на чуть ли не десятитысячном за сегодня документе: «Элидат Морвольский, первый советник и регент». Рядом с подписью он небрежно проставил дату, и один из секретарей Валентина положил перед ним новую стопку бумаг.

Подписанию бумаг Элидат посвятил весь день – это тяжкое мучение повторялось еженедельно, но без него никак нельзя было обойтись. Каждый втородень после полудня он покидал свою резиденцию – Двор Пинитора и являлся во внутренний Замок, в кабинет короналя, усаживался за величественный стол лорда Валентина с огромной столешницей из темно-красного палисандра, на которой узор волокон складывался в эмблему звездного огня, и час за часом секретари один за другим подкладывали ему бумаги, приходящие из всевозможных правительственных учреждений сюда на окончательное утверждение. Пускай даже корональ был в отъезде с великой процессией, шестерни государства продолжали крутиться, извергая нескончаемым потоком указы, поправки к указам и указы об отмене указов. И все это должен был подписывать корональ или назначенный им регент – одному Божеству известно зачем. И еще раз: «Элидат Морвольский, первый советник и регент». И число. Готово.