– То есть для себя ты определилась – я право имею, и все тут, – усмехнулся я.

– Вот только не надо мне достоевщины тут! – ответила она, – в жизни все совсем не так. Достоевский писал, чтобы пощекотать нервы представителям высшего сословия. И это у него хорошо получалось. В реальной жизни все не так. Ты думаешь, я переживала как-то особенно? Да, первый раз было сложно, психологический барьер, давление воспитания, и все такое. У меня еще и мама довольно религиозная была… в общем, всего одно занятие с грамотным психологом – и все. Ни кошмары не мучают, ни проблем с мотивацией нет.

Она замолчала. Должно быть, собиралась с духом – ведь я так и не получил ответ на свой вопрос об организации. А, может, она намеренно завела разговор в эту скользкую степь, чтобы не углубляться слишком в те вещи, которые действительно важны.

– Кать, – сказал я, собравшись с духом.

– Да? – ответила она.

– Мне не очень понравилось то, что ты мне рассказала. Я не уверен, что смогу, как ты. Да что там, я совсем не уверен, что хочу, как ты.

– Ох, Гриша, Гриша, – вздохнула Катя, – тебе ведь никто и не предлагает становиться оперативником.

– Ты же понимаешь, что я могу выйти из игры в любой момент? Если решу, что пора? – спросил я.

– Понимаю, – сказала она, – и сразу говорю – всеми силами попытаюсь тебя остановить.

Я напружинился, оценивая угрозу. Интересно, видит ли она меня сейчас? Вполне возможно – какие-нибудь хитрые линзы… я осторожно, стараясь не производить никакого шума, полез за пазуху, и достал тюрвинг. Прикрыл его курткой так, чтобы заряды не светились, и прицелился туда, откуда доносился Катин голос.

– Нет, Гриша, ты не сделаешь этого, – спокойно сказала Катя, – и да, ты прав, я вижу в темноте. Мог бы просто спросить.

– Я уже попросил тебя рассказать об организации, – сказал я, убирая тюрвинг обратно в кобуру, – а ты мне только зубы заговариваешь.

– Я специально начала рассказ с самой неприглядной нашей стороны, – сказала Катя, – мне очень важно было посмотреть, как ты отреагируешь.

– На будущее – я не люблю, когда со мной играют.

– Со всеми нами играют, – ответила Катя, – в этом суть жизни. И чем больше у тебя власти, тем отчетливее понимаешь это. И знаешь, что?

– Что? – автоматически сказал я.

– Возможно, это не так уж плохо, – я почувствовал, что Катя улыбается, – тот, первый, которого я убила, – продолжала она, – он пытался поставить на поток в даркнете стафф с детской порнографией. И не только порнографией, он планировал кое-что похуже. К счастью, я успела вовремя, и одним движением руки спасла больше двадцати детских жизней. Это не считая тех ребятишек, которые были в руках его последователей, информацию о которых мы передали через интерпол. Их спасли. Всех.

Странно – я понимал, что она играет со мной. Сначала показала одну сторону своей жизни, потом – дала цельную картину. Известный прием. Но облегчение было почти физическим. Она не была отмороженным убийцей.

– И это была одна из самых невинных моих целей, – продолжала Катя, – остальные были куда хуже.

– Ясно, – сказал я сухо.

– Понял, да, для чего я это все рассказала?

– От частного к общему, – ответил я.

– Верно. От частного к общему. Я тоже сначала сомневалась в тех целях, которые контора декларировала. Но потом, раз за разом, задание за заданием, я убеждалась – в их словах не было ни грамма фальши. И это лучшая гарантия моей лояльности. А в будущем – и твоей тоже.

– Посмотрим, – заметил я, – так что там насчет целей? Так понимаю, мы подошли к самому главному?

– Верно, Гриша, – я опять почувствовал ее улыбку, – ты не перестаешь меня радовать. Самая глобальная цель у нас одна: выжить.

Я ухмыльнулся, забыв на секунду о том, что Катя меня видит.

– Нас, людей, уже семь с половиной ярдов. Это очень, очень много. Биосфера трещит по швам, все встроенные механизмы, ограничивающие рост популяции, активированы. Отсюда и эпидемии, и нарастающая агрессия в обществе: поляризация мнений, насильственное разделение на два лагеря – и не так важно, по какому признаку. Только за последние десять лет мы три раза предотвращали ядерный апокалипсис. Первый раз – в две тысячи восьмом, когда США уверились в неотразимых качествах своей ПРО. Потом – в четырнадцатом, и еще раз – в прошлом году, едва успели остановить Китай. У них была уязвимость в системе управления ядерным оружием. И псих добрался до высокого поста…

Я молчал, переваривая информацию. Нет, у меня не было никаких сомнений, что Катя говорит правду. Я это чувствовал. Но мне, наверно, впервые в жизни стало по-настоящему страшно.

– Как думаешь, как долго у вас это будет получаться? – спросил я, чувствуя, как непривычно скрипуче звучит мой голос, – как долго вы сможете затыкать все дыры?

– Умница, Гриша, – в этот раз улыбку я не ощутил, но почувствовал кое-что другое. Непривычную нежность в ее голосе, – отличный вопрос. Нет, долго мы так не сможем. Даже у нас ресурсы ограничены. А с национальными правительствами и другими игроками договориться не удается. Каждый уповает на «авось». Думаю, еще год-два мы продержимся. Едва ли больше.

– И какой же план? – спросил я.

– План? – Катя сделала вид, что не поняла.

– Как вы собираетесь обеспечить выживание?

– Есть только один шанс остановить деградацию системы, – ответила Катя, – нужно направить экспансию во вне. В космос. Но для этого есть непреодолимые препятствия.

– Что за… – я хотел спросить «что за препятствия», но в этот момент раздался звук тяжелого удара; металлическая стена резервуара загудела. От неожиданности я прикусил язык. Катя едва успела включить фонарик, как последовал второй удар, еще сильнее первого. Со стороны двери посыпалась ржавчина.

– В лодку, быстро, – скомандовала Катя, – рюкзаки захвати.

Я немедленно выполнил ее распоряжение. В лодке вибрация ощущалась не очень сильно, хотя волны поднялись так высоко, что грозили вот-вот начать перехлестывать через бортик.

– Ложись на дно. Закрой все светлые части тела курткой. Что бы ни случилось, не высовывайся. Снаружи начинается закат – может, и прорвемся…

Я послушно лег на пахнущее резиной дно, и натянул на голову капюшон. Через секунду почувствовал легкую вибрацию от включенного электромотора, мы двинулись вперед. Раздался еще один мощный удар. Я всерьез начал опасаться, что оглохну. Но удары внезапно прекратились, и на время снова вернулась тишина, нарушаемая только плеском потревоженной воды, и едва слышным гудением электромотора.

– Поняли, что дверь не самая обычная, – прокомментировала Катя, – сейчас взрывчаткой попробуют. Вовремя мы убрались – а то могло контузить. Сейчас держись! – сказала она громе, и вовремя: резиновое дно ухнуло куда-то вниз, чтобы через секунду больно ударить меня по рукам.