— А… кто-нибудь мог слышать, как вы разговаривали с Егором?

— Мог, — усмехнулся он. — Могли слышать мои коллеги, но они понятия не имеют, кто такой Егор. И не знают, где я живу, потому что я никого из них домой не приглашал.

Кажется, сосед над ней насмехался. Ну и черт с ним.

Выйдя из подъезда, Таня повернула не налево, к супермаркету, а направо, к детской площадке, только там мог прятаться убийца, ожидая, когда подъедет черный джип. Летом детская площадка окружена зеленью, сквозь которую, наверное, дорогу вдоль подъездов не разглядишь. Но сейчас панорама просматривалась отлично. Таня примерилась, села на одну из лавочек, покрутила головой. Степан молча наблюдал за ней, стоя у подъезда.

Она бы на месте преступника не стала ждать на лавочке, подкарауливая свою жертву, решила Таня. Лавочку слишком хорошо видно из окон и от ближайших подъездов. Скорее она спряталась бы за стоявшую в углу двора трансформаторную будку. Будка была изрисована чахлыми березками и от этого выглядела еще непригляднее.

Ветер дул прямо в лицо, Таня передернула плечами, поднялась, пошла к будке. Пожалуй, она стояла бы именно здесь, прячась за углом.

Степан продолжал стоять на том же месте и, когда она подошла, спросил:

— Восстанавливаете картину происшествия?

— Да, — кивнула Таня.

— И как? Успешно?

— Не знаю, — честно ответила она. — Но я стараюсь.

Кажется, он хотел еще что-то сказать, но не успел. Из ниоткуда появилась красавица Влада, взяла его под руку, заглянула в глаза.

— Привет, Сте-опа, — грустно улыбнулась ему красавица и повернулась к Тане. — Здравствуйте, милая.

— Здравствуйте, — кивнула Таня и, не оглядываясь, зашагала к супермаркету.

— Ты куда-то собрался? — виновато спросила Влада.

— Нет, — неохотно сказал Дробышев.

Нужно было ответить, что да, собрался, у него срочная, неотложная, жизненно важная встреча, но он вовремя не сориентировался.

— Степ, ты не думай, — проговорила Влада. — Я не буду к тебе приставать. Если не хочешь со мной разговаривать, так и скажи.

Она отвернулась, но он заметил, что глаза у нее повлажнели.

Сегодня Влада казалась другой. То ли оттого, что у нее не были накрашены губы, то ли еще почему, но она напомнила ему прежнюю Владу. Владу, без которой он не мог жить.

— Почему я должен не хотеть с тобой разговаривать? — пожал он плечами. — Я нормально с тобой разговариваю.

Он осторожно освободил локоть, за который она продолжала держаться, и снова подошел к двери подъезда.

— Ты ведь куда-то собирался? — тихо спросила Влада за его спиной.

— Собирался, — признался Дробышев. — В магазин. Это не срочно.

— Хочешь, вместе сходим?

— Не хочу.

В лифте она на него не смотрела, косила глазами куда-то в угол.

— Ты к Инне Ильиничне? — с надеждой спросил он, когда лифт выпустил их на нужном этаже.

Влада не ответила, она смотрела на него робко и жалобно, как собака, которая надеется, что ее сейчас пустят в дом.

Дробышев отвернулся, открыл дверь квартиры, вошел в прихожую, Влада вошла за ним следом.

Не может же он оставить бездомную собаку на улице.

— Степа, — не дав ему снять куртку, тронула она его за рукав. — Степочка!

Она зарылась лицом ему в плечо и обняла крепко, как умела обнимать только она одна. Он легко погладил ее по волосам, попытался отодвинуть, но она не дала.

— Ничего не говори, — тихо попросила Влада.

Он все-таки высвободился, повесил куртку на вешалку. Она мгновенно сбросила свою и снова его обняла.

От нее слабо пахло чем-то горьким, приятным. Она всегда любила дорогие духи. Очень дорогие.

Он с третьего курса работал на полставки в Роскосмосе. Работал хорошо, начальство старалось ему по возможности приплачивать. Зарплата, которую он тогда получал, казалась вполне приличной. Однажды он отдал ровно половину зарплаты за духи для Влады. Она ахнула от радости, вдыхала исходящий от флакона запах и обнимала его так же крепко, как сейчас.

— Не говори ничего…

Губы ее оказались совсем рядом, он уже забыл, что ни у кого больше не может быть таких упругих и мягких губ. И заплаканные глаза были рядом, и это были глаза прежней Влады.

Мысль, что он делает что-то отвратительное, билась в голове, но его собственные губы уже делались неподвластными мыслям…

— Степа… — лежа на его плече, потом тихо сказала Влада. — Я совершила страшную ошибку, но ведь ее можно исправить, правда?

Исправить было нельзя, но отвечать ему было лень.

Больше она ничего не говорила, она знала, когда нужно помолчать.

— Ты не знаешь, кому Егор говорил, что сюда поедет? — неожиданно спросил Дробышев.

Сказать, что ему хотелось найти убийцу Егора, было бы большой неправдой. Ему, в общем-то, было на это наплевать. Просто глаза у соседки Татьяны горели, когда она болталась по двору, и это было очень забавно.

— Понятия не имею.

Владе не понравилось, что он об этом заговорил. Ей хотелось, чтобы он сказал, как ему с ней хорошо, и как он рад, что они вновь вместе, или еще какую-нибудь глупую ерунду, которую хочется слушать бесконечно.

— Он мне сказал, что должен заехать к Инне. А я решила поехать сразу в ресторан. — Она подняла голову с его плеча, легла на подушку. — В понедельник похороны. Ты пойдешь?

— Нет.

С какой стати он должен туда идти? Егор никогда не был ему другом, и они пересекались всего пару раз в год, случайно. А после женитьбы Егора виделись и того меньше.

— Поужинать не хочешь? — предложила Влада. — Можно в какой-нибудь ресторанчик съездить.

— Нет.

Дробышева потянуло в сон, он несколько раз резко выдохнул. Читал, что это помогает прогнать сонливость.

Влада поцеловала его в плечо, поднялась. В ванной зашумела вода.

Все-таки странно, что Егора убили у подъезда тетки. Не самое лучшее место для дерзкого убийства. Сам бы он скорее выбрал либо совсем безлюдное место, либо, наоборот, слишком людное, поскольку проще всего затеряться в толпе.

Вода в ванной стихла. Появилась Влада, оделась, присела на кровать рядом с ним.

— Я пойду?

Он не ответил. Почему-то ему было трудно говорить. Дробышев взял ее руку, поцеловал пальцы. Целовать ему не хотелось, но, наверное, так полагается.

Она помедлила немного, но он молчал, и Влада тяжело поднялась.

— Пока.

— Пока, — сказал Дробышев.