800 тысяч лет плейстоцена, судя по всему, не настолько ухудшились, чтобы предотвратить распространение популяций Homo erectus в широтах умеренного климата, но с началом 100-тысячелетних циклов около миллиона лет назад все сильно изменилось.

Именно после этого многие популяции Homo erectus, особенно те, которые жили вдали от тропиков (но не только), начали ощущать на себе серьезные последствия ухудшения климата. Оно перемежалось с более мягкими периодами. Распад некоторых из этих популяций и их исчезновение могли стать реальной угрозой. Вымирание популяций протолюдей и людей было характерной чертой нашей ранней эволюции. Но отсев из-за смены регулярных климатических циклов, связанных с ледниковыми периодами, был явлением новым. Географическая экспансия Homo erectus за пределы когда-либо достигнутых ранее границ была грубо остановлена.

Пояс средних широт с его южным ответвлением в Восточной Африке (он некогда служил субтропическим лесистым домом для миоценовых обезьян и сменился лесистой саванной, где жили протолюди и Homo erectus) теперь был расчленен негостеприимными пустынями, безлесными степями и снежными вершинами. Подобно голубым сорокам, популяции которых распались, оставив реликты в Португалии, Испании, Китае, Корее и Японии, многие виды растений и животных пострадали от периодической изоляции. Homo erectus это также не могло не затронуть.

Эти климатические изменения могли существенно воздействовать на людей двумя способами. С одной стороны, между популяциями, которые неоднократно оказывались в изоляции, могли возникать генетические различия. С другой стороны, давление на краевые популяции могло усилить потребность в инновациях. Изменение климата породило новые виды обезьян в эпоху миоцена, новые виды протолюдей во время плиоцена и, вероятно, Homo erectus в начале плейстоцена. Теперь же он приступил к работе над популяциями Homo erectus, поэтому неудивительно, что в этот период мы наблюдаем у них увеличение размера мозга[98].

Вместо того чтобы пытаться слепить из всех окаменелостей этого важного, но неясного периода нашей эволюции один или два вида и их родословные, я рассматриваю их как региональные вариации на тему. Темой является адаптация Homo erectus к быстро меняющемуся миру. Не всем это удалось. Иногда популяции встречались и обменивались генами. В других случаях они были изолированы друг от друга и шли разными путями. А могло случаться, что одни популяции распространялись на территории других популяций и вытесняли их. Некоторые из этих окаменелых останков могли принадлежать предшественникам Homo neanderthalensis или Homo sapiens, а другие, вероятно, принадлежали видам, которые позже вымерли или слились с другими после коротких периодов изоляции.

Понять это нам поможет одно сравнение. Представим, что Homo erectus вышел на глобальный уровень. Он стал влиятельной международной корпорацией. Со временем франшизы Homo erectus появились в разных частях света. Некоторые откололись и стали независимыми бизнесами, в то время как у других, хоть они и были прибыльными, возникли краткосрочные трудности с денежными потоками, и они прекратили свою деятельность. Оставшиеся компании заново поглотила мультинациональная корпорация Homo erectus.

Поскольку результатом этого периода, судя по всему, стали два основных продукта — неандертальцы и предки (не считая доживавших свой век Homo erectus и Homo floresiensis), — мы стали наивно полагать, что все окаменелые останки должны принадлежать либо одному, либо другому виду. Мы не можем с уверенностью сказать, были ли в следующем акте нашей истории задействованы все, некоторые или никакие из обладателей этих окаменелых останков. Могли существовать разные вариации Homo heidelbergensis, фактически региональные популяции Homo erectus. Они приспосабливались и эволюционировали на фоне меняющихся обстоятельств, обусловленных превратностями климата среднего плейстоцена.

Возвращаясь к «Яме костей», мы теперь можем интерпретировать найденных там людей как жителей западной окраины ареала Homo erectus. Их особенности подсказывают нам, что эти люди были частью специфического производственного конвейера Homo heidelbergensis, с которого однажды сойдет и Homo neanderthalensis. Они могли быть и частью более обширной географической популяции, аналогичным образом реагировавшей на конкретную окружающую среду. Эта популяция могла выжить или же исчезнуть локально. Вероятно, мы никогда этого не узнаем.

На тех же холмах Атапуэрка, только на более древнем участке, были найдены окаменелости человека-предшественника (Homo antecessor), который жил там за три четверти миллиона лет до людей из «Ямы костей»[99]. Окаменелые останки демонстрируют особенности, обнаруженные у Homo erectus, а также намекают на то, что мы обнаружим намного позже у Homo sapiens. Они отличаются от более поздних находок из «Ямы костей», и между ними не было преемственности[100]. Атапуэрка — это урок для нас: даже в пределах одного и того же холма люди, жившие в разные времена, не обязательно были связаны друг с другом, и некоторые из них исчезли. Вымирание должно было быть уделом большинства человеческих популяций среднего плейстоцена. Наши предки жили на одной планете с рядом других форм человека. Мы были не одни.

Глава третья

Неудачные эксперименты

В 1932 году в пещере Схул (гора Кармель) были найдены человеческие останки. Это произошло во время совместной экспедиции Британской школы археологии в Иерусалиме и Американской школы доисторических исследований. Директором была Дороти Гаррод из Кембриджского университета, однако она не присутствовала на раскопках, когда ее помощник Т. Д. Маккоун (из Американской школы) сделал открытие. Гаррод была любимой ученицей великого французского исследователя доисторических эпох аббата Анри Брейля и по его инициативе успешно раскопала Башню Дьявола в Гибралтаре, где нашла фрагментированный череп ребенка-неандертальца в 1926 году. Это стало решающим моментом в ее карьере, и вскоре она обратила свое внимание на Ближний Восток. Гаррод предстояло стать первой женщиной-профессором в Кембридже в 1939 году, когда она заняла кафедру археологии имени Диснея, хоть это назначение не обошлось без проблем. Вице-канцлер университета отметил, что ей предстояло быть «невидимым» профессором, поскольку уставом университета женщины во внимание не принимались. Ситуация изменилась после Второй мировой войны, в 1948 году, когда Гаррод уже успела стать одним из ведущих исследователей доисторических эпох[101].

Благодаря работе Гаррод на Ближнем Востоке, были найдены останки неандертальцев в пещере Табун, а также на горе Кармель. Эти находки стали первыми звеньями цепи открытий, сделанных в этом регионе в XX веке, среди которых — пещеры Кебара, что неподалеку, Джебел Кафзех на юге и Амуд на северо-востоке. Некоторые из останков явно принадлежали неандертальцам, и это было ясно с самого начала, в то время как другие оставались открытыми для интерпретации. Считалось, что обитатели пещеры Схул были «современными людьми» и отличались от неандертальцев Табуна. Маккоун и Кит, описавшие окаменелости, в более поздней интерпретации переосмыслили их как единую популяцию «в муках эволюционного перехода»