белоснежного цвета. Обычно свечи окрашивали и в другие цвета, чтобы тем показать, чему или кому именно человек решил помолиться, но в случае Розанны невозможно было понять, в честь каких богов, она зажигает огонь. Да и в честь богов ли?

— Спасибо вам, преподобный. Простите, что испортили вам настроение, но прошу, не думайте о глупостях и мелочах, — она бросила взгляд на Ивтеила, — сейчас вам нужно готовиться к явлению дитя Ремеуса.

Старик тоже бросил взгляд на светловолосого паренька, их взгляды вдруг встретились, и глава храма первым отвернул голову.

— Вы правы, ваша светлость. Если захотите поставить еще свечи, прошу, обращайтесь, — он взял в руки лампаду с горящей свечой и протянул ее герцогине. — Помолитесь вместе со мной за детей и богов?

Розанна вздрогнула, но тут же скрыла волнение.

— Конечно, и за детей богов тоже помолимся.

«За мертвых, и за живых, будем молиться за каждого», — подумала она про себя, зажигая первую свечку.

Глава 6. «Три любознательных дитя из рода Тимей»

* * *

День первый после пробуждения: Делия не верила, что жива. Реальность, что прежде казалась страшнее кошмаров, уподобилась сладкому сну.

День второй и третий — она все еще не верила.

Со стуком поставив на стол опустевшую чашку, Делия изо всех сил ударила себя по лбу рукой. «Сновидение» не закончилось. Эксперимент номер шестьдесят семь успешно увенчался провалом.

Очень тому обрадовавшись, Делия тут же сделала пометку в тетради: «Если хорошенько ударить по голове, душа тело не покидает. Имеется вероятность, что связано это с недостатком приложенных сил, однако биться головой о твердые вещи… — она пару секунд не могла подобрать нужных слов, — весьма необдуманно!»

Минул уже седьмой день с пробуждения, и как бы убедительно мир не внушал уставшему от тягот раздумий разуму, что все происходящее было взаправду, например, запах еды отчетливо щекотал нос, а вкусы — гортань, Делия не могла найти в себе силы признать себя настолько везучей. Ей отчего-то казалось, что в любой момент все могло прекратиться. Опасения казались ей обоснованными. Вдруг стоит ей сказать какое-то слово, как мир на глазах расползется на части? А вдруг из-за какого-то действия глаза вмиг закроются навсегда?

В такие моменты, под грузом клокочущих мыслей, испуганному сердцу только и оставалась, что, сотрясаясь от страха, ждать наступления часа расплаты. Израненному рассудку же в это время только и хотелось, что заранее все разузнать и понять. Потому-то Делия и продолжала вести постоянные наблюдения.

«Нужно понять, как скоро все может закончиться», — размышляла она.

Однако, как ни странно, божья кара затягивала.

Даже по истечении десятого дня в «новом прошлом» обвиняемая во всех злоключениях столетия грешница не оказалась низвергнута в пучины божественной преисподней и все еще находилась в уменьшенном вдвое неуклюжем, но вполне здоровеньком теле. Сама того не заметя, Делия быстро привыкла к новым высотам (а точнее, к отсутствию этих самых высот в своем росте), и тут же освоилась с телом, мышцы которого с виду хоть и были слабы на деле довольно устойчиво держали девочку на ногах. По окончании десятого дня Делия провела множество наблюдений. Вывод из них был таков: она не чувствовала боли от утренних упражнений, не испытывала усталости даже после пары часов суматошных блужданий по комнате и не ощущала себя утомленной, даже когда вскарабкивалась вверх по книжным полкам, протягивая ручонки к очередной книге сказок.

Все внушало сомнения. В прошлом ведь дочерь смерти называли слабым ребенком, но сейчас она казалась вполне здоровой физически. Духовно Делия вряд ли в порядке… Увидь мать, как она истязает себя битьем и чертит на коже странные символы, точно решила бы, что что-то не так… Но сейчас нужно было думать отнюдь не про целостность духа! Главное, что нужно было понять, правда ли Делия находится в стране грез, где все и всегда хорошо и прекрасно?

Стараясь смириться со своим положением (и не радоваться ему слишком сильно), Делия о многом думала. Говоря откровенно, жизнь в маленьком теле действительно была похожа на заслуженный отдых. Сейчас она находилась в тех днях, когда все было прекрасно: до смерти матери было еще достаточно времени, отец не объявлялся на горизонте, Мейтон ещё не обрёл противное благословение мудрости.

Так спокойно.

В очередной раз поддавшись тяготам размышлений, Делия встала напротив зеркала и принялась внимательно изучать свое отражение. Теперь шрамы от падения и прошлых злоключений отсутствовали, милое личико и рыжие волосы, напротив, все еще были при ней. С безумной улыбкой она осмотрела лицо без единого намека на синяки под глазами и радостно пощипывала свои мягкие щечки.

— Если это все только сон, то почему я чувствую боль? Если все это не сон, то почему я выгляжу такой миленькой? — рассмеялась она.

Всю эту неделю, что Делия провела в одиночестве, ее одолевало очень много вопросов. И всякий раз стоило задуматься о своей тяжкой доле надолго, маленькая голова начинала раскалываться на части. А когда боль становилась невыносимой, Дели сдавалась и сокрушала свое хрупкое тельце в кровать, поглубже в подушки. Сейчас, как и в последние несколько дней, она снова прибегла к этому способу, потому вновь улеглась на кровать и взялась за детскую книжку.

— Если так продолжится, я могу быстро привыкнуть… А может, этим и надо заняться? — продолжала Делия говорить с собой вслух, как привыкла в имперской темнице.

«Нет-нет, ты больше не в заточении камеры! Прекрати вести себя странно!»

Делия бросила взгляд на окно и постаралась отвлечься. Амина отчего-то запаздывала… Но только маленькая хозяйка успела об этом подумать, как раздался стук в дверь. Горничная неторопливо прошла вдоль детской спальной с подносом, пока не застала, как Делия с интересом рассматривает книжки с картинками, задрав при этом ноги на стену.

— Думаете, если поднимите ноги, то книгу сумеете быстрее прочесть? — мельком поинтересовалась служанка, ставя завтрак на стол.

Уже на третий день пребывания в этом когда-то уже прожитом времени Делия решилась признать: Амина может вести себя на редкость зловредно. Всякий раз, когда служанке что-то не нравилось, она с радостью язвила и хмурилась и с неподдельным восторгом осуждала